Голос его гулко отражался от сводов, будто древние камни тысячей голосов повторяют слова заклятья. Красный самоцвет в рукояти священного меча сверкал, как пылающий уголь, и даже подрагивал, словно бьющееся сердце. Вот Даохан произнес последние слова, и по подземелью пронесся вихрь, такой холодный и резкий, что сам нарушитель покоя Дун Скайт невольно пригнулся и закрыл лицо руками.
А когда он снова поднял глаза, то успел лишь заметить, как медленно тает освещенный огнями подземный чертог: пламя тускнело, камень и меч на нем становились все более прозрачными и вот совсем исчезли. Кровь впиталась в камень и в темную землю. Воцарилась гнетущая тьма. Даохан снова находился уже не в обители древних богов, а всего лишь внутри тысячелетнего кургана – среди мертвых камней и холодной земли, уже двадцать веков не видавшей солнца, не ощущавшей дуновения живого и теплого ветра, а лишь мертвящее дыхание старинной ворожбы.
Найти выход ему удалось не сразу, но наружу Даохан выбрался благополучно. Каладболг услышал и принял его проклятье, и земля Клионн теперь падет легкой жертвой фьялльских мечей.
– Проснись, скорее проснись! – Элит теребила Бьярни, и он подскочил на лежанке, услышав в ее голосе такой ужас, которого, казалось, ничто не могло внушить этой гордой и смелой деве. – Ты слышишь?
Бьярни услышал – над крышей бруга Айлестар ветер гудел и ревел с такой силой, будто настоящий дракон из преданий бьется крыльями и грудью о каменные стены, пытаясь разрушить Дом Клионн до основания. И стены сотрясались, с кровли сыпалась каменная крошка, щепки, пыль, всякий мусор. Башня была полна криков проснувшихся людей.
– Это не просто буря! Это злой ветер, ветер ворожбы! – восклицала Элит. – Его прислал кто-то, кто желает зла земле Клионн! Я выйду и попробую его остановить!
– Ты? – Бьярни схватил ее за плечо. – Что ты! Не ходи! Он убьет тебя! Ты слышишь, что творится?
– Но я должна! Как Ки Хилаинн впереди всех юных воинов, так я стою впереди всех мудрецов и заклинателей Клионна! Как дикий вепрь первым выходит в сражение, так я выхожу на бой со злыми чарами! Помоги мне отворить двери – мое сражение ждет меня!
Бьярни не мог больше возражать: в голосе Элит, которую он привык всегда слушать, звучала неуклонная повелительность, и его захватил азарт сражения, о котором она говорила. Если его сестра собирается на битву, то он должен пойти с ней!
Элит тем временем откинула крышку сундука и достала кожаную сумочку, перевитую цветным шнурком. Но едва они подошли к двери и открыли ее, как порыв ветра толкнул их, словно бревно, и буквально вбил обратно в дом с такой силой, что оба они, не удержавшись на ногах, упали и покатились по тростнику. Бьярни едва успел подхватить Элит, обнять ее и постараться уберечь от ушибов, приняв удар о землю на себя. Дверь захлопнулась с такой силой, что треснула во всю длину.
– Ты цела? Ты не ушиблась? – Приподнявшись, Бьярни осторожно положил Элит на землю.
Она не отвечала. В испуге он приподнял ее и потряс, и наконец она открыла глаза. Лицо ее показалось Бьярни таким безжизненным, что у него упало сердце: неужели она ударилась головой?
Подняв Элит на руки, он перенес ее назад на лежанку и устроил поудобнее. Женщины и домочадцы в испуге толпились вокруг, даже сам риг Миад сошел со своего ложа, помещавшегося в задней части дома.
Элит открыла глаза, показывая, что она в сознании, потом закрыла их снова. Бьярни склонился над ней. У нее по-прежнему был совершенно безжизненный вид, но в руке она крепко сжимала синюю кожаную сумочку. Бьярни уже знал, что в ней: Элит хранила там свои амулеты и разные предметы, помогающие творить ворожбу.
– Удар… – прошептала она, и Бьярни, хоть и склонялся к самым ее губам, не сразу за шумом ветра разобрал, что она хочет сказать. – Удар силы…
Видимо, она хотела сказать, что не ушиблась при падении об очажный камень головой, что испытанное ею потрясение имело совсем иную природу. Но у Бьярни похолодело в груди: если сильно ушибить голову, то через несколько дней отлежишься и опять будешь как новенький. Но как противостоять удару злобного колдовства, он не знал.
А колдуны Зеленых островов имели сил не меньше, чем в странах Морского Пути. За последнее время Элит довольно много рассказывала ему об этом: она обучала своего нового брата различным тайнам деревьев, трав и камней, рассказывала о ритуалах, помогающих привлечь себе на помощь различные силы земли, воды, воздуха и огня. Кое-что и сам Бьярни научился проделывать под ее руководством, и Элит говорила, что у него весьма значительные способности к этим занятиям. Бьярни, правда, поначалу пытался уклониться от этой мудрости, поскольку в Морском Пути колдовство считалось уделом женщин, а мужчину только позорило. Но Элит убедила его, что нет ничего позорного в том, чтобы привлечь силы стихий для увеличения своей собственной силы, ибо только слабость – позор для воина. И если у сэвейгов те или иные тайные знания хранили и передавали в основном женщины, а из мужчин этому обучался разве что хромой, кривой или бессильный, то в уладских племенах колдовской мудростью обладали в основном мужчины. И лишь немногие из женщин, самого знатного рода, удостаивались чести пройти такое же обучение.
Ураган ревел над крышей в течение всей ночи, сотрясая кровлю и забрасывая крупные ледяные градины в дымовые отверстия, и лишь к утру улегся. Когда же люди осмелились выйти из броха, то глазам их открылась печальная картина. Все посевы на полях, насколько хватало глаз, были выбиты градом. Рожь, ячмень, прекрасный, тонкий, длинноволокнистый лен, который сравнивали с волосами юной красавицы и который так славился по всем морям и приносил уладам и эриннам такие богатства, – все лежало прибитым к земле и ни к чему не пригодным. Скотина из разрушенных загородок разбежалась по лесам. Рыбацкие сети, сушившиеся у моря, все были унесены ветром и разорваны в клочья. Многие хижины остались без крыши, а иные оказались придавлены поломанными деревьями. Все едва завязавшиеся яблоки лежали в примятой траве. Куррахи все, как один, исчезли, слизанные языками волн. Единственное, в чем теперь не ощущалось недостатка, был хворост – обломанные сучья и целые деревья так густо усеивали землю, что ни по одной дороге или тропе невозможно оказалось пройти.
Над всем островом поднялся плач и горестный крик. Женщины ударяли в ладоши и царапали лица, а мужчины ходили хмурые, не зная, как восстанавливать разрушенное хозяйство. Все понимали, что на остров обрушился гнев богов, и уже к полудню перед бругом Айлестар толпились люди, пришедшие из ближних и даже отдаленных селений, чтобы узнать у рига Миада, в чем их вина перед богами.
– Дочь моя, Элит Элга, отправилась к священному источнику Хесуса и Херемона, – отвечал им риг Миад, вышедший из бруга. – Она принесет надлежащие жертвы, и Боги Родника откроют ей, за что на нас обрушился гнев богов.
Элит действительно ушла из бруга еще на рассвете. Всю ночь она пролежала неподвижно, прислушиваясь к шуму урагана над кровлей, и ее дрожащие ресницы показывали, что она не спит. На рассвете, когда ураган стал стихать, она снова поднялась и вышла, взяв с собой лишь кувшин красного вина и никому не позволив сопровождать себя.
Бьярни знал, куда она отправилась. Поодаль от бруга, в лесу, находился родник, называемый источником Двух Богов. Здесь приносились жертвы Хесусу, богу предсказаний, родников и пещер, и Херемону, богу водоемов и подземных рек. От них зависело, чтобы земля Клионн не знала засухи и чтобы поля ее всегда в изобилии питались влагой. Но кроме этого, боги родника обладали способностью давать предсказания.
Родник представлял собой как бы широкую чашу в земле, устланную чистейшим золотым песком. На дне, где из-под земли вырывались струи воды, песчинки плясали свой вечный чарующий танец без устали и повторения. Чаша источника, образующая совершенно правильный круг, была обрамлена рядом одинаковых серых камней. В одном месте между двух камней оставался промежуток, через который поток вырывался из чаши и убегал к реке Клионе.