Что такое бруиден, Бьярни знал – так назывались дома людей, на которых лежал зарок оказывать гостеприимство всем, кто в нем нуждается. Такие люди нарочно ставили большие дома на перекрестках дорог, в устьях рек и прочих местах, часто посещаемых путниками. Иные, не желая особо хлопотать и нести расходы, селились, наоборот, в глухих чащах, где путников не бывает годами, но такое поведение не делало им чести, а честь свою улады ценят дороже и удобств, и имущества. Так что с этим было все понятно. Непонятно другое: Бьярни впервые слышал имя Бенселлаха мак Диамира, как и вообще о том, что у Элит имелся какой-то приемный отец. Возможно, до четырнадцати лет она воспитывалась у этого Бенселлаха, как это в обычае у знатных уладов? Тогда почему она только сейчас о нем впервые упомянула? Бьярни казалось, что сестра уже рассказала ему о себе все, что только стоило знать. Выходит, он ошибался. И тайны этой загадочной девы еще далеко не исчерпаны.
В лучах закатного солнца бруиден выглядел так таинственно, что у Бьярни мелькнула мысль, не снится ли ему все это. Охота, блуждание в лесу, неожиданное появление Элит, дом на перекрестке дорог… И человек, вышедший к дверям встречать гостей, был одет в ярко-красную одежду – будто сошел прямо с этого закатного неба.
– Да будет вам дан привет и гостеприимство, радость и веселье, изобилие и наслаждение под моим кровом! – сказал он им, приглашая войти.
Кварги вошли. Снаружи дом выглядел довольно большим, но все же не предназначенным для приема сразу сорока гостей, – однако, когда все оказались внутри, каждый с удобством разместился на свеженарезанном тростнике, и никому не было тесно. Его опорные столбы и потолочные балки были сделаны из узорной бронзы, и на каждом столбе висело по большому золотому кольцу, пылавшему так ярко, что другого освещения и не требовалось. На низких столиках перед каждым появилась чаша, а в ней пиво, и, хотя хозяин все время находился рядом, никто не заметил, когда он успел все это подать. Потом на блюдах появилась жареная свинина, и кварги, уставшие и оголодавшие, с охотой набросились на еду.
Элит подошла и села рядом с Бьярни.
– Так ты воспитывалась у этого человека? – спросил Бьярни. – Моя мать рассказывала, что она тоже воспитывалась не дома, а у некоего Эремона мак Амаргена. Она покинула его дом и вернулась к отцу всего за год до того, как на Клионн пришел какой-то из «морских конунгов» и она попала в плен.
Он задумался: какой-то из вождей, имени которого Дельбхаэм так и не узнала, увез ее из дома, и вот другой такой же вождь стоял на пороге, угрожая пленом и рабством другой дочери Дома Клионн. А ведь Дельбхаэм была в то время такой же наследницей королевской власти Клионна, как сейчас Элит, – Красным Пивом Власти, воплощением богини, и все уладские герои состязались в доблести и подвигах, надеясь привлечь ее благосклонный взгляд. И она, такая красивая, сильная, умная женщина, безусловно, все это заслуживала. Но увы – вместо чести и королевского трона ей досталось место на кухне и в хлеву усадьбы Камберг. Бьярни не хотел, да и при всем желании не смог бы вообразить в таком же положении Элит – ее, живую богиню острова, служанкой, рабыней какого-нибудь… Эрлинга сына Халльгрима или хоть Торгрима бонда из усадьбы Боярышник. Впрочем, Торгрим бонд и не сможет выложить за рабыню целых три марки серебра.
– О чем ты грустишь? – Элит ласково провела ладонью по его щеке. – В этом доме нет грусти и печали, здесь только мир без раздора, справедливость без утесненья и изобилие во всем без изъяна. Здесь обретешь ты счастье и ликование своего сердца.
– Ах если бы! – Бьярни вздохнул. – Никакое ликование мне не суждено, пока жив Торвард конунг. Пока я не отомстил ему за моих братьев и не отогнал его от Зеленых островов настолько далеко, чтобы быть уверенным, что он не вернется. И лучше всего отправить его к Хель – она-то своих гостей не выпускает.
– А кто такая Хель? – Элит удивилась. – Что это за женщина? Она живет так далеко? Или это колдунья?
– Хель? – теперь удивился Бьярни. – Это не женщина, я говорю о хозяйке мира мертвых. Ты забыла? Я же рассказывал тебе.
– Ах да! Тогда пусть. А я подумала, что не годится тебе упоминать других женщин, когда рядом я. Скажи, разве ты можешь думать о других, видя меня рядом с собой?
– О чем ты говоришь? – Бьярни смотрел на нее, удивляясь все больше.
В этом странном доме сама Элит казалась непохожей на себя. В ней что-то неуловимо изменилось: то ли голос звучал как-то по-другому, то ли говорила она как-то иначе, иначе двигалась… И в глазах ее, как всегда прекрасных, появилось какое-то чуждое выражение. Они были полны ласки и обещания, но в то же время смотрели будто бы из недостижимой дали. У Бьярни вдруг появилось ощущение, что перед ним совершенно незнакомое существо – даже более незнакомое, чем в тот день, когда он впервые увидел Элит в бруге Айлестар. Эта девушка была изменчива и неуловима, как тень облаков на воде, волнуемой ветром. А ведь ему уже казалось, что они близки, как брат и сестра, выросшие вместе, что он знает ее… А оказалось, что совсем не знает, и в каждый миг отражение на воде могло перемениться. Да есть ли у нее вообще простая человеческая душа, которую можно узнать?
– Я говорю лишь о том, что вижу в твоих глазах, о том, что чуткий слух мой улавливает в недрах твоей души, – глубоким певучим голосом ответила Элит.
И теперь Бьярни явственно слышал что-то совсем новое в ее речи. Та Элит, которую он знал, могла говорить торжественно или просто, но почти всегда в ней сквозило милое лукавство, составлявшее одну из главных ее прелестей. Сейчас же она была как старинный поминальный камень, вдруг обретший голос.
– Когда взор твой впервые погрузился в глубину моих глаз, сердце твое затрепетало, как зайчонок, схваченный сильной рукой охотника, – продолжала она. Бьярни смотрел в ее сияющие глаза и не мог пошевелиться, скованный струящимся из них волшебством. – И с тех пор не можешь ты не повернуть головы, если прохожу я мимо, не можешь смириться с мыслью, что другому достанутся все сокровища моей любви. Но ты можешь завладеть ими когда пожелаешь. Для тебя – моя красота, к тебе устремляются мои желания, как Клиона стремится к Мананнану Мак Ллиру, соединяя воды прелести своей с волнами его мощи…
Ее руки легли на его плечи, лицо приблизилось, губы коснулись губ… Запах цветов охватил Бьярни, но вместо блаженства пришел ужас. Однажды Элит уже пыталась обольстить его – в ту первую его ночь в бруге Айлестар, пока он еще не объявил о своем родстве с Домом Клионна и она хотела заставить его признаться в этом. Или убедиться, что он, не способный справиться со своими желаниями и не помнящий о чести, недостоин называться ее братом. Тогда Бьярни выдержал испытание, и больше Элит никогда не говорила с ним так. Почему же она опять взялась за прежнее?
– Что с тобой? – Бьярни с усилием взял себя в руки и отстранился. – Элит! Опомнись! Ведь я твой брат!
– Нет братьев и сестер в нашей стране блаженства, есть лишь мужчины и женщины, – шептала она, пытаясь снова прильнуть к нему, и Бьярни похолодел от ужасной догадки.
Нет, он не подумал, будто Элит сошла с ума. Он просто понял, что перед ним не Элит! Пусть она похожа на дочь Клионы, как ее собственное отражение, но это совсем другая женщина. Да и женщина ли это? Под прекрасным обликом Элит могло скрываться какое угодно чуждое существо. Истинное чудовище. И если он только позволит ему приблизиться, то может лишиться жизни, даже не заметив, как это произойдет.
– Сгинь, ведьма! – Бьярни схватился за нож на поясе и выставил перед собой железный клинок.
Женщина замерла в шаге перед ним, приподняв руку, будто желая прикоснуться к клинку и не смея. Лицо ее застыло и вместо упоения страсти выражало теперь настороженность.
– Ты не Элит, – сказал Бьярни, не сводя с нее такого же настороженного взгляда. – Я знаю. И я не позволю тебе подойти.
Окинув беглым взглядом дом, он увидел, что все его спутники спят, лежа на тростниковом полу. Хозяина нигде не было видно, но огонь в очаге ярко пылал, будто невидимые руки постоянно подбрасывали в него лучшее топливо.