Торвард, наблюдавший за ней, почти не скрываясь, – в темноте она не разберет, закрыты у него глаза или открыты, – прикидывал в это время, стоит ли затащить ее на лежанку. Он уже достаточно окреп, чтобы жаждать женского общества, но хваленой внучки Миада в бруге Айлестар не оказалось. Кстати сказать, ни Миад, ни даже Бьярни, как говорили, ее любимый брат, не знали, куда она делась. Оба они поклялись, что в последний раз видели Элит в утро битвы. Судя по хмурому виду Бьярни, он и сам очень хотел бы знать, куда делась прекрасная дева Клионна. Риг Миад же сказал, что она, вероятно, укрылась у своей матери – богини острова. Вот только путь туда для смертных, не состоящих в родстве с Клионой Белых Холмов, закрыт и зачарован. Поэтому от надежд лицезреть деву, прекрасную, как цветок шиповника на скале, пока приходилось отказаться и довольствоваться тем, что есть. Вернее, той. Тейне-Де, конечно, не красотка и совсем не в его вкусе, хоть и рыжая, но в темноте сойдет. Как говорит Бруни Носатый, на безрыбье и щуку раком…
Однако, еще раз подумав и вздохнув про себя, из неких высших соображений Торвард решил воздержаться. Брикрен Биле Буада заслуживал уважения, и Торвард, едва не погибший от его руки, хорошо это сознавал. Неистовый риг еще очень был способен наделать шуму на Зеленых островах, и удобнее будет с ним разговаривать, имея на руках его единственную дочь. Какую ценность для местных ригов представляют наследницы женского пола, Торвард уже знал. И чем меньше нехорошего он уже успел ей сделать, тем больше у него возможностей угрожать ее отцу. А знатная дева, обладающая драгоценным даром чистоты, стоит значительно дороже, чем рабыня, которую повалял сначала сам конунг, потом его ярлы, потом хирдманы…
Что она там делает с ключом, Торвард и так знал. Он очень надеялся, что у нее хватит смелости воспользоваться шумной попойкой, и теперь был рад, что не ошибся. Надменная дева оправдала его надежды – выпустила кваргов во главе с Бьярни. В самом деле, если уж отпускать парня, то с дружиной – в глазах самого Торварда дружина была живым продолжением его самого, и других вождей он оценивал так же. А Бьярни, как он уже понял, живым и на свободе для него представлял гораздо большую ценность, чем мертвый или чем товар на рабском рынке. Если отпустить его открыто, он, пожалуй, проникнется к бывшему врагу признательностью и дружбой, поскольку похож на приличного человека, способного к чувству благодарности. А его дружба Торварду была не нужна. Ему требовалась вражда – пылкая и яростная. Та, что, преломленная через проклятье, во время их поединка сделала его, Торварда, сильнее, чем сейчас, дней десять спустя. А он ведь не сидел сложа руки – упражнялся. Короче, пусть Бьярни сын Сигмунда освободится из плена не по воле победителя, а как бы сам. Помощь прекрасной девы воина не унижает. И пусть он теперь, на воле, сам ищет свою загадочную сестру, дочь местной богини. Таким образом Торвард намеревался зачерпнуть одним ведром двух рыб: снова получить сильного противника, способного сделать сильнее и его самого, и найти загадочную деву Клионна.
Глава 8
Однако загадочная дева Клионна была не из тех, кто ждет посторонней помощи, чтобы осуществить веления судьбы. Через несколько дней после благополучного для всех сторон исчезновения Бьярни с дружиной из бруга Айлестар Торвард конунг со своими людьми отправился на охоту. В окрестностях они захватили довольно много разного скота, но его Торвард предпочитал беречь: еще пригодится на обратный путь – кормить и дружину и пленников. Красивых юных дев надо хорошо кормить в дороге, а то ведь будут тощие и бледные – за них никто трех эйриров не даст, не то что марку серебра.
Но с охотой не слишком повезло: набили сколько-то разной ерунды вроде зайцев и птицы, попались две косули, но больше ничего – ни оленей, ни кабанов.
– Повыбили, что ли? – ругались фьялли.
– Да у них, говорят, ураган недавно был. Как раз перед тем, как нам прийти.
– Ураган – это похоже, вон, деревьев сколько поломанных. И веток посшибало – только троллям и пролезть.
– Да и опять как бы не началось! – Халльмунд с беспокойством поднял голову. – Вон опять ветер поднимается…
– Да нет, это разве ветер?
– А я и не чую ничего…
Торвард молчал, прислушиваясь. Ему тоже показалось, что потянуло ветром – каким-то странным ветром, одновременно теплым и прохладным, как вода в ручье, где прогретые солнцем верхние струи смешиваются с холодными, идущими из подземных родников. Пробежала дрожь по листве, и голова вдруг закружилась. Показалось, что миг вокруг дрогнул, на какой-то неуловимый миг вовсе исчез и появился снова – но уже какой-то другой.
Торвард не знал, как открывается Пылающая Дверь, но открытие ее почувствовал кожей.
Сам не понимая, что с ним такое, он замер на миг, потом огляделся. Его хирдманы продолжали обыденную болтовню, и только Сельви тоже прислушивался с несколько озадаченным видом. Они переглянулись.
– Ты тоже почувствовал? – спросил Сельви.
Торвард неуверенно кивнул. Вокруг что-то изменилось. Появилось ощущение, будто кто-то наблюдает за ними из-за ветвей. Вернее, не кто-то, например, сотня фениев с копьями и луками, а сами деревья словно вдруг обрели глаза и принялись рассматривать пришельцев – непривычно одетых, говорящих на другом языке.
Когда-то давно ему уже приходилось переживать нечто подобное. Где-то в другом, совсем другом, непохожем месте…
На глаза ему попался Халльмунд. И Торвард вспомнил. Это было позапрошлым летом, на Квиттинге. Неподалеку от Великаньей долины. Там у всех тоже возникло неприятное чувство, будто все вокруг живое, и Халльмунд тогда еще сказал: «Так и чудится, будто каждая гора мне морду набить хочет». Здешний лес не казался враждебным, но в нем появилась какая-то особая осмысленность.
А там, на Квиттинге, это случилось не просто так. Душой того леса возле Великаньей долины оказалась Дагейда – его сестра, дочь его матери от Свальнира, последнего из рода древних квиттингских великанов. Она вышла ему навстречу, чтобы ответить на те вопросы, на которые их общая мать ни за что не хотела давать ответов. Отводя глаза, рыжеволосая квиттингская ведьма сперва прикинулась елочкой – маленькой елочкой, ростом с десятилетнего ребенка. И лишь потом показала свой истинный облик…
И все пережитое в тот давний день вдруг вспомнилось Торварду так ясно, что по спине пробежали мурашки, мышцы невольно напряглись и он быстро огляделся – будто ждал снова увидеть ту елочку, которая то появлялась перед ним, то вдруг принималась бежать, да так быстро, что ни один тролль за ней не угнался бы…
– Конунг, что с тобой? – Халльмунд сразу заметил, что с его вождем что-то не так. – Учуял что-то? А ну тихо! – рявкнул он на дружину.
Все примолкли и тоже огляделись, держась за оружие. Все помнили, что находятся на враждебной земле, которая хоть и покорена, но может еще преподнести любые неприятные неожиданности.
Но все было тихо. Из-за ветвей не летели стрелы и копья, не выскакивали фении, размахивая оружием и испуская геройские крики…
Торвард всей кожей ощущал, что сейчас что-то случится. И наконец осознал, что же мешает ему и отчего он уже несколько раз потер ладонью грудь под рубахой: торсхаммер, амулет в виде молоточка из кремня, раскалился и обжигал кожу. Торсхаммер накалялся всегда, когда рядом появлялся кто-то из иномирных существ. Но во Фьялленланде это бывали простые тролли или ведьмы – а кто или что может попасться навстречу здесь, лучше и не пытаться угадать.
Еще раз оглядевшись, Торвард вдруг увидел поляну. Казалось бы, только что деревья стояли везде одинаково плотно, но вот уже ясно виден просвет, и там, на поляне, ярко светит солнце. «Туда!» – уверенно сказал внутренний голос. Настороженное любопытство, а вместе с тем предчувствие чего-то важного потянуло его вперед. И Торвард двинулся к поляне – совершенно неслышным шагом, сделав дружине знак не шуметь. Не зная, к чему готовиться – к встрече с врагом или лишь со зверем, – хирдманы так же крадучись последовали за ним.