Неслышно повернувшись, Элит запустила руку под перину и нащупала позолоченную рукоять кинжала с изображением головы Самхейна – Стража Ворот. Этим ножом на Празднике Мертвых она приносила жертвы. И его нашла в ларе среди прочих награбленных сокровищ. Торвард конунг сам принес его сюда – потому что никто не избежит своей судьбы и делает по ее воле шаг за шагом, желая того или нет.
Он лежал удобно – на спине, откинув голову с разметавшимися длинными черными волосами и открыв горло. Элит села, глядя на него уже не как женщина на мужчину, а как жрец на жертву – посланника к богам, наделенного честью перенести к ним благословения и просьбы смертных. Она не чувствовала к нему ни ненависти, ни жалости. В прежние века, когда священный язык круитне раздавался над полями и лугами Зеленых островов, супруг верховной жрицы каждую весну орошал своей кровью, как священным семенем, свежевзрытые пашни – чтобы одарить плодовитостью тело Богини и возродить в конце концов самого себя…
Но в тот миг, когда тусклое лезвие почти коснулось кожи, Торвард извернулся, так что клинок вместо горла скользнул по плечу, и одновременно вцепился в ее запястье. И сел, в изумлении глядя на Элит. Между ними застыл жертвенный нож с темными каплями крови на лезвии, и кровь текла по плечу Торварда, красный ручеек скатился уже на грудь, кровавые пятна появились на белой льняной простыне, словно рассыпанная спелая брусника.
Другой рукой Торвард держался за торсхаммер на груди. Тот был таким горячим, что даже ладонь, покрытая каменными мозолями от меча и весла, с трудом выдерживала этот жар.
– Ты что, с ума сошла? – наконец сказал Торвард. Он говорил на языке сэвейгов, но Элит его поняла.
Он легко забрал у нее нож, выпустил остывающий торсхаммер и схватился за порез на плече. Тем же ножом Торвард быстро отхватил край простыни и приложил лоскут к плечу. Промокнул, посмотрел на белый лен, украшенный ярким пятном его крови, и снова поднял глаза на Элит.
– Дура ты, хоть и умная! – с чувством произнес он, с сожалением, но без злобы, а потом испустил глубокий вздох облегчения. – Вроде обошлось. Да ты хоть подумала, что с тобой мои сделают, если бы у тебя получилось? Я вот даже думать не хочу. Ты что – Даохана предпочитаешь? Не волнуйся, не уйдет он от тебя. А меня так просто не взять – я же сын ведьмы! – Он усмехнулся. – И торсхаммер мой не из камешка под ногами сделан, а из Мйольнира. Даже не знаешь небось, что это такое? Он о нечисти предупреждает и вообще разогревается, когда есть опасность для жизни.
Элит отодвинулась. Торвард вытер нож краем простыни и метнул в ларь с сокровищами – тот со звоном упал на клинок Каладболга. Но увы – обладая многолетней привычкой и навыком заботиться об оружии, Торвард вытер нож так, что ни капли его крови на лезвии не осталось.
– Что я им скажу теперь? – Торвард еще раз приложил лоскут к порезу на плече, уже чистой стороной, плюнул на ткань и снова приложил. – Унимается вроде. Будут спрашивать, не знаю, что отвечать. Если сказать как было, потом самому тебя сторожить придется, а не то ребята тебя «нечаянно» из вот этого окна в ров уронят. И шею свернут предварительно, для надежности. Чтобы больше не пробовала.
Элит далеко не все понимала из его речи, но поняла главное – он раздосадован этим совершенно ненужным происшествием, но не напуган и не обозлен. Он вел себя как бессмертный, которого просто невозможно убить, и потому все попытки просто глупы. Как бог…
– Ну скажи, зачем тебе это надо? – сообразив, что она его не понимает, Торвард снова перешел на язык круитне и взял Элит за руку. – Да не бойся, не буду я тебя убивать. Ты скажи, чего я тебе плохого сделал? Даже на это дело я тебя вроде как уговорил – можешь мне не рассказывать, что не хотела. Еще как хотела, я даже сам удивился. Так в чем дело?
– Странно мне слышать такие вопросы от тебя, – наконец ответила Элит. Она бы не дрогнула, если бы в отместку он этим же ножом решил убить ее, но он повел себя так странно, что она несколько растерялась. Все его поведение говорило о том, что у нее нет и не может быть власти над его жизнью и смертью, даже если она держит нож, а он спит, – и она не знала теперь, что делать и даже что думать. – Разве не пришел ты на нашу землю как враг, разоряя и уводя людей в рабство?
– Ну и что? А то ваши между собой не воюют и своих же нашим купцам не продают. Да кораблями в Винденэс привозят!
– Мои братья были убиты тобой, мой дед и мой брат Бьярни стали твоими пленниками!
– Твои братья все равно бы от старости не умерли, у вас это не принято. Сегодня я их, завтра кто-нибудь меня – у мужчин судьба такая. Деда я не обижаю, поживет немного пленником, потом я уйду, он опять свой трон займет. Ваш остров-то я с собой не увезу! А твой брат Бьярни, забавный парень, уже давно на воле гуляет.
– В этом нет твоей заслуги.
– Как раз есть! – Торвард усмехнулся. – Да я сам его отпустил! Заболел он, видишь ли, умирает без свежего воздуха! Так я и поверил! Мы ведь тоже не такие дураки, какими нас считают премудрые улады! Мои люди нарочно подсунули Тейе ключ от погреба, чтобы она его выпустила! И пока пьяный десяток выл на луну, три трезвых десятка следили, что они будут делать, – чтобы просто уходили на все четыре стороны и не пытались кого-нибудь прирезать на прощанье. Да я, если хочешь знать, даже велел моей страже их корабль «проспать», не вмешиваться, если они попытаются его забрать! Правда, за кораблем они не приходили, так что, скорее всего, где-нибудь на острове в чаще сидят. О, лиуга-Мад! – выругался он по-уладски и стукнул кулаком по столбу лежанки. – Один раз в жизни хотел сделать доброе дело – и за это мне чуть горло не перерезали! Вот и помогай после этого людям! Ладно, тролли с вами!
С этими словами он поднялся и стал одеваться. Пытаться снова заснуть рядом с Элит теперь было бы сущей глупостью. Перед уходом он еще раз извлек из ларя тот нож с головой Самхейна и даже порылся в груде сокровищ, проверяя, нет ли там еще чего-нибудь такого, с острыми краями. Бронзовый меч он тоже забрал – но просто как оружие, которое ни к чему оставлять пленнице, вовсе не понимая, что он-то и был всему причиной.
– Ты смотри, помалкивай! – предупредил он, уже подойдя к двери. – Не рассказывай никому, а то у меня других забот много, кроме как тебя охранять. И вообще имей в виду: прежде чем меня убивать, надо излечить меня от жажды смерти. То есть снять мое проклятье. Как это сделать, я не знаю. Если ты так хочешь меня убить, то сначала придумай, как его снять. Может, у тебя и получится. Что-то есть в тебе такое…
Торвард ушел вниз, где еще раздавались хмельные выкрики его хирдманов и кто-то с особенным воодушевлением пел песню про некоего длинного дылду, что так славно приобрел дружбу бедер какой-то ивы ожерелий. Элит осталась одна в постели, орошенной кровью мужчины, – но так уж вышло, что решительно все между ними с самого начала шло не как полагается, а совершенно наоборот.
От всего произошедшего у нее в душе осталось множество разнородных чувств, и не самым последним из них было недоумение. Не так уж часто ей приходилось терпеть неудачи, и нынешняя ее скорее удивила, чем раздосадовала. Дракон Восточного моря не позволил ей выполнить волю богини, хотя казалось бы, что, если одна ее жрица прокляла его, это должно было облегчить другой жрице задуманное дело. Но увы – Элит помешало в конце концов само проклятье Эрхины, выворачивающее наизнанку желания Торварда. Ее саму, Элит, проклятье заставило попытаться убить его, потому что он хотел от нее любви; но оно же не позволило Элит добиться успеха, потому что сам Торвард все время хотел умереть и даже в любви видел способ хоть ненадолго забыть об этом желании.
Элит еще не знала, как будет действовать дальше, но понимала, что прежний путь не годится. В этом человеке скрыто столько разных сил, что гораздо мудрее попытаться найти к ним доступ, не лишая его жизни. Живой Торвард мог дать гораздо больше, чем мертвый. В том числе и того, о чем она до встречи с ним вовсе не думала.
Она наконец легла, вытянулась на простыне, еще хранящей легкое тепло и запах его тела, закрыла глаза и вздохнула. И подумала: а следующей ночью он придет?