Некрепко схватившаяся кладка с одного удара посыпалась на каменный пол. Поднес факел к нише…
Так и есть… Скрюченное, тоненькое тельце в белом саване. Девушка… Совсем молоденькая. Почти ребенок. Живая?
Якоб поднес кинжал к губам девушки, а потом понурившись отрицательно покрутил головой:
— Не успели капитан. Уже отошла. Мы ее последние вздохи слышали.
— Но как?.. — я безуспешно пытался нащупать пульс у пленницы. — Не может быть…
— Может капитан… — Якоб осторожно оттер меня от тела. — Может… Дело такое… Забрал ее боженька к себе…
— Твою мать… — от безысходности выругался я. — Верните ее назад, что ли… Будет хоть какая‑то могилка.
— Сделаем капитан. — Якоб принялся приводить в чувство так и валяющегося в беспамятстве Нидербоккера
— Ваша милость! Вам надо это видеть!.. — в зал ворвались вездесущие Иост и Клаус. — Там такое!.. Такое!..
— Что еще?.. — я проследовал за ними в еще один коридорчик и опять выругался. — Ад и преисподняя! Я все‑таки нахрен спалю чертово аббатство!
Клетки… Похожие на пеналы железные клетки с высохшими человеческими костяками внутри. Да что же это такое?! Похоже, несчастных женщин заморили голодом. Зачем? Млять, изуверы!
— Господин капитан… — меня деликатно тронул за руку Хорст. — Здесь живых уже нет. Займемся насущным…
— Сам решу чем заниматься… Что там с казной?
— Два запечатанных бочонка с флоринами. Судя по печатям, там должно быть по пять тысяч в каждом. В сундуках утварь драгоценная, золотые оклады. Поднимем наверх, смогу точно сказать сколько и чего…
— Ну так поднимайте… — буркнул я. — Клаус, Иост помогите казначею… Якоб, дай вина…
Вот так… Право дело, лучше бы я в эти подземелья не совался. Да и хрен с ней, казной этой. Знаете… Я как будто извалялся в грязи. Прикоснулся к мерзости… гадости… Будь эти церковники прокляты! И самое дерьмовое… Они же творят подобное, искренне веруя. Млять!.. Настроение испортили на год вперед, суки…
— Капитан!!! Она все‑таки живая! — вдруг заорал Бользен. — Ей богу живая!
— Твою же мать! Ну что тормозите? Бегом за обер — медикусом!..
Девушка опять стала проявлять едва заметные признаки жизни. Держись милая, держись…
Привели метра Бельведера. Толстяк глубокомысленно похмыкал и приказал своим подмастерьям тащить несчастную наверх. М — да… Бельведер явно не обладает талантами Самуила, но уже не дикий коновал. По крайней мере, руки моет перед осмотром. Почти всегда…
Выходит девчонку — награжу, а угробит… Угробит, так угробит. Все под богом ходим. Надо бы попросить почтенную Лилит присмотреть за несчастной. Вроде она с нами пришла… Да не ту Лилит, что богиня. Лилит — старая цыганка. С дочерью Евсенией, при обозе обретаются. Прибились и как‑то прижились. По крайней мере, у народа отторжения не вызывают. Гонений на них вроде бы пока нет. Лилит с Евсенией лошадок врачуют понемногу, могут и понос при необходимости травками угомонить. А это по нынешним временам очень пользительно. Ладно… все что мог — я сделал. Теперь казна…
Ценности в три приема перетаскали наверх. Где казначей и занялся пересчетом. Уже могу сказать — моя затея с вылазкой в аббатство закончилась успешно. Вернее, не столь успешно, как прибыльно. Вот только, отчего‑то эта прибыль душу не греет. Да и лично мне, с этой казны достанется не так уж много. А еще из моей доли Великому бастарду Антуану придется злата отсыпать. Да и ладно — все равно в прибытке останусь.
Отправил гонца в ставку за указаниями, затем проверил посты и ход освобождения аббатства от всего ценного, а потом растолкал Тука и стал надираться с ним винищем. Хотел разобраться с невестами Христовыми, в частности с аббатисой, но потом плюнул. От того что я узнаю, за какие — такие грехи заморили несчастных женщин, легче мне не станет. Млять… чувствую опять вляпался барон в какое‑то дерьмо. И скотт еще взялся ныть…
— Не дело, ваша милость. Не дело лезть в дела церковные.
— Грабить значит можно?
— Грабить можно, от них не будет, — убежденно заявил Логан. — А вот в правосудие церковное, лезть не гоже.
— И что теперь?
— Да ничего. Сделанного не воротишь… Ох и славное у монашек винцо… — Тук алчно выхлестал кубок до дна. — И рыбка пригоже идет под мозельское…
— Нет, ты подожди братец. Так что, получается надо было несчастную бросить?
— Да нет… Хотя…
— А какого ты мне голову морочишь?
— Ну, так… к тому… Вот вы знаете за что ее осудили?
— Да откуда…
— А ведьму помните?
— Ее забудешь… — я действительно тот случай никогда не забуду.
В самом начале нашей истории, мы с Туком повстречали настоящую ведьму. Да, самую настоящую. Ее везли в инквизицию на дознание. Со стандартным обвинением; порчу наводила, скот с посевами губила и прочая подобная лабуда. Я по наивности раньше думал что сказки все это… Короче говоря, после того случая, я свято верую: ведьмы и остальные производные этого термина существуют. И все приписываемое им — чистая правда. Почти всегда…
— Вот! — Наставительно поднял палец шотландец.
— За что так наказывают братец?
— Достаточная редкость это в наши времена… — Тук задумался. — Раньше оно да…
— Не тяни окаянный скотт. И подай мне каплуна…
— Поверье есть такое еретическое. Хотя церковь почти всегда закрывала на подобное глаза. Ежели невесту, перед самым ее вступлением в брак, живьем замуровать в основание моста, либо какого другого строения, то постройка будет стоять вечно.
— Это не тот случай. Ее замуровали всего две недели назад, а аббатству уже пару сотен лет. Там у нее еще кувшин пустой стоял, то есть, воды ей немного оставили… В белом саване и стриженая. Девка… лет пятнадцать… а вообще, хрен его знает сколько ей лет, но точно молодая. Чернявая такая. На камне высечено «in расе», то есть 'в мире' по латыни. И дата.
— Ну, да… ну, да… — глубокомысленно изрек шотландец. — Значится, обитель сия принадлежит братьям целестинцам… Монахиня она, скорее всего. Нарушившая обет, али покаяние какое строгое. Может, вообще в сношении с нечистым уличена. Хотя, тут что хочешь может быть. Но, точно монашеского сану девка. Своих, церковный трибунал особенно строго наказывает. Особенно женщин — невест Христовых, значит. Я вот всего три случая таких припоминаю — и все с девками… Может аббатису поспрошаем деликатно. Хотя не стоит… Э — эх огласки бы не вышло…
— Не причитай… — я уже сам был не рад тому, что освободил узницу. — Давай нажремся… А девка может и не выживет вовсе…
Пара дней пролетела как пару часов. Известий из ставки не было, думаю не до нас им сейчас, да и гонец завтра- послезавтра только появится. Не скажу, что я огорчен. Да и солдатики отъедятся. Что совсем не лишнее.
Спасенная девчонка так и болталась на грани жизни и смерти. Но тут я ни чем помочь не могу. Все в руках господа. Нишу из которой ее извлекли, замуровали обратно и подчистили все следы. Может и удастся скрыть свое вмешательство в церковное правосудие. Вот не входит в мои планы попадать под горячую руку церковного трибунала. А еще, она с примесью испанской крови… армянской… грузинской… мавританской… В общем, явно не нордической расы. И кажется, даже немая…
Словом, все как бы в порядке. Было. До тех пор, пока рано утром не прибежал караульный и не сообщил, что подходит крупный отряд пехоты под предводительством нескольких рыцарей.
Вот этого еще не хватало для полного счастья…
— А ежели вдарить? Их всего в два раза больше. Ну в два с половиной…
— Можно и вдарить… — я сложил подзорную трубу и сунул ее в сумку. — Уильям, Якоб, Курт, Альмейда, метр Пелегрини… Слушай диспозицию. Арбалетчиков на стены и затаиться. Оставьте на виду несколько человек, да обрядите их в котты обозников. Пусть часовых изображают…
— Капитан вы думаете?.. — засомневался Логан.
— Да, я так думаю. Они не знают, что аббатство занято. А если знают, то тогда они идиоты. Пригнать четыре сотни пехоты, да еще без артиллерии и осадной инженерии, штурмовать такие стены, только у идиотов и меня ума хватит. Метр Рафаэлло, орудия на дворе прямой наводкой на ворота. Зарядить 'галькой'*. Быть готовыми, как ворота откроются, выпалить.