— Да, конечно, свои!.. Линор снова вскинула руку. Наверное, мой тон был слишком холоден, и на этот раз она бы не успела задуматься, тем более, что наверняка честно считала, что это наилучший способ приводить в себя, но я вовремя перехватил ее запястье, тоже начиная злиться.
— Прекрати! Я изо всех сил пытаюсь думать, что ты настоящая. Но разве, не будь ты настоящей, ты не стала бы этим пользоваться? Пытаясь доказывать слишком упорно, что это реальность, ты делаешь только хуже! Заколоченный гроб? Да я даже не знаю, осталось ли от меня хоть что-то, кроме мозга в стеклянной банке, и может, не в одной! И пытаюсь при этом разыгрывать нормальность. Потому что — а вдруг все не так, как я считаю. И вдруг все — настоящее? Да, я это допускаю. Но так ты этого не докажешь!
— Тогда как? — ее голос прозвучал совсем тихо и жалобно.
— Никак. С этим остается только смириться. Обычно я справляюсь.
Линор шмыгнула носом, но вдруг будто воспрянула духом:
— Послушай!.. Не буду говорить банальностей — о том, что во сне не задумываешься о том, что это сон. Сны бывают разные. Но если ты считаешь, что твоя память может быть ложной — с какой стати тебе помнить все плохое, что произошло? Ты бы просто этого не помнил, и это бы тебе сейчас ничуть не мешало. А если помнишь — то зачем? Это не рационально!
Я выпустил ее руку. Мысль и правда была хорошая. Очень даже.
— Я знаю… Но просто — на всякий случай…
— Хорошо, — на этот раз она согласилась гораздо легче. — Просто на всякий случай. А то вдруг кто-то нас подслушивает, когда мы говорим о совершенно непонятных вещах. Слишком громко и слишком долго.
— Хорошо еще, что уже не на бриттском. Вот что значит колдовская абракадабра.
Линор укоризненно поджала губы и покачала головой. Но я знал, что теперь нам обоим легче. Намного легче. А сказали мы уже и так слишком много.
— Надеюсь, ты прав насчет буфера.
Я чуточку напрягся, но она не стала продолжать, и я снова успокоился. Мы оба получили то, что нам было нужно, и на этом можно было остановиться.
— Наверное, вы здорово устали. Я провожу тебя до ваших комнат.
Она помедлила и кивнула.
— Хорошо. Тут ты тоже прав.
Мы не прошли по галерее и нескольких шагов через свет и тень от арок и колонн. Ниши тут и впрямь были черны. И некоторые из них были даже не нишами, а настоящими провалами.
Он почти ничем себя не выдал, но я ощутил его присутствие за долю секунды до того, как клок черноты вырвался из провала за нашими спинами. Я резко толкнул Линор вперед — она крутанулась волчком, но устояла на ногах и, несмотря на удивление, не издала ни звука, — тут же одним движением выхватил кинжал и без задержки всадил его прямо в центр этой черноты. Другой рукой перехватил занесенное черное щупальце. Клинок вошел во что-то мягкое и трепещущее, брызнувшее из-под лезвия густым теплым соком. Я надавил еще, отшвыривая его от себя этим самым клинком. Раздался сдавленный вскрик. Сгусток тьмы обмяк и повалился назад. Из бессильного «щупальца», звякнув о камень, выпал другой кинжал. Линор быстро нагнулась и осторожно двумя пальцами подняла его за рукоять.
Я наклонился над человеком, откинул с его лица черный капюшон. В бледном лунном свете выступило мраморное искаженное лицо. Из уголка рта тянулась черная змейка крови.
Я узнал его лишь случайно.
— Ты? Несчастный… что тебе понадобилось?
— Осквернители! — задыхаясь воскликнул юноша. — Ненадолго власть дана будет демонскому отродью!..
И он застыл. Глаза продолжали поблескивать в холодных металлических лучах луны.
— Ох черт… — сказал я.
— Он мертв? — спросила Линор.
Я на всякий случай машинально пощупал его сонную артерию, потом безнадежно махнул рукой.
— Как говорится — мертвее не бывает.
— Ты его знаешь?
— Не совсем. Видел как-то. Бедняга хвостиком ходил за Маэгоном. Да никто. Просто мальчишка с напрочь запудренными мозгами. Странные последние слова.
— Про демонское отродье? — на всякий случай уточнила Линор.
— Он же язычник. А термин скорее христианский. — Мы невольно скатились в профессиональную дискуссию.
— Ведьмин котел, — покачав головой сказала Линор. — Все вперемешку. И ведь не спросишь теперь, что он имел в виду.
— Это уж точно.
Линор глянула на меня.
— А реакция у тебя — ничего себе.
Это уж точно — ничего себе… Я нервно хмыкнул.
— И это тоже. Иногда мне кажется, что меня нельзя близко подпускать к людям…