Я встретился с Махой и некоторыми другими предводителями, и когда Гарет с Кабалом ввалились вечером в шатер, уже почти начисто забыл, что мы куда-то собирались. Но раз погода была отличная, грех было бы терять такую ночь.
Итак, мы выехали в почти кромешной тьме. Луна еще не взошла, и кроме пятен света вокруг костров, похожих на стеклянные шары фонарей, чьи прозрачные стенки не давали расплескаться наполнявшей их светящейся жидкости, все вокруг было окутано мягким, плотным и тяжелым как одеяло мраком. Впереди оживленным белым пятном маячил Кабал. Усыпанная хвоей земля мягко пружинила. Откуда-то сверху, пролетев через переплетение ветвей, что-то глухо шлепнулось на землю, справа от нас.
— Еще одной вороной меньше, — заметил я. Их тушки то и дело падали с ветвей, явление было самым что ни на есть обычным. — Кабал, а ну брось.
— Чем же вы так воронье привлекаете? — ехидно спросил Галахад.
— Угадай с трех раз.
Мы объехали дозоры, порой спугивая их неожиданностью своего появления, и делясь с часовыми шутливыми советами, вроде пожелания беречься крокодилов, и не спрашивать, что это за твари такие, а то накаркают. А потом отправились подальше, на то, что Гарет, собственно, и называл погоней за призраками. Хотя ничего действительно похожего на погоню в ней не было.
Мы углубились в поросшую редким лесом лощину, попутно рассуждая о том, где может на самом деле находиться долина теней, а где — страна вечной юности, забредя в которую, можно вернуться назад через несколько столетий, проведя там лишь минуту, и наоборот. Потом забрались на соседний склон, исследовали какое-то нагромождение камней, вслух размышляя, являются ли эти камни каким-нибудь древним курганом, и Кабал поднял шум только один раз, когда какая-то птица с неуклюжим шорохом, больше напоминающим грохот, вылетела из своего замаскированного сухими ветками гнезда. Предполагаемый курган, раскапывать на предмет проверки было что-то лень, и мы выехали затем на небольшую ровную площадку на утесе, нависающем над тропой внизу. Ночной воздух был свеж и веселящ, как легендарный вересковый эль. Взошедшая луна превращала его в струящийся, переливающийся серебряный шелк.
— В черном небе — белый лик, — произнес я. — Черный дол и пуст и дик. Воет ветер над холмом, волчий глаз горит огнем! — Обернувшийся Кабал продемонстрировал в лунном свете фонари глаз, достойные самой собаки Баскервиллей.
— Свет серебряной луны, К жизни пробуждает сны… — сказал Гарет, кивая на поднимающиеся в стороне темные вершины. — Древний город вновь рожден, из развалин возведен.
— Недурно, — одобрил Галахад. И понизив голос до намеренно-жуткого, добавил, посматривая в сторону того то ли кургана, то ли не кургана, что мы оставили позади:
— Что курганы, что холмы — всюду обитаем мы. Кости дремлют, мы не спим — злато древнее храним…
Гарет поежился с нервным смешком.
— Та-ак! — весело воскликнул Гавейн. — Я знал, что без костей и прочей похоронщины ты ну никак не обойдешься!
— А при чем тут я? — удивился Галахад. — Не я предлагал раскопать и посмотреть, что там на самом деле.
— Да где тут смотреть? Ночь на дворе, тьма непроглядная! — сказал я.
— Вернемся днем? — предложил Галахад.
— А днем неинтересно, — вздохнул Гарет.
Лунный свет чуть поблек, потом опять засиял с полной силой, затем снова померк. Тяжелыми клубами принялся наплывать туман, то скатываясь с соседних склонов, то поднимаясь из долины. Тропа внизу, частями, то исчезала, то снова появлялась.
— Там что-то движется, — заметил Гарет.
— Весь мир — движение, — наставительно сказал Гавейн. — Наверняка там что-нибудь да движется, куда деваться?
Мы тоже присмотрелись к лежащей внизу тропе, кусты то в одном, то в другом месте рядом с ней отчаянно колыхались. Наплывший туман заволок тропу. И распавшись на пряди, стал снова развеиваться.
Мы еще немного понаблюдали, потом в разрыве серых занавесей в лунном свете на тропу, как на сцену, выскочил показавшийся огромным вепрь, огляделся, покрутившись из стороны в сторону, и снова нырнул в заросли, по другую сторону тропы. Кабал, беспокойно пометавшись, напряженно застыл на краю обрыва, но как реагировать на слишком далекую добычу, по-видимому не знал, я отозвал его, от греха подальше, от края.
— Какой здоровяк, — заметил Гавейн, — если только это был не оптический обман.
— Не обман, — серьезно сказал Галахад. — Я даже знаю, кто это был. Это был легендарный каледонский вепрь.
— Возможно. Но пожалуй, пора возвращаться, — решил я. — Вопреки всем ожиданиям, король Леодегранс из кустов так и не выскочил. А вот если начнут выскакивать какие-нибудь каледонцы помимо вепрей, это будет как-то не вовремя.