Таранис пофыркивал, развесив уши, а ехавший рядом Ланселот рассказывал нам с Кеем, Бедвиром и Гаретом о своих захватывающих приключениях в Малой Британии, о таких же ночных переходах, маневрах, засадах и сражениях, и о некоторых особенностях тамошнего правления. Вот ведь герой-путешественник, отчаянная голова, отправился туда в одиночку и даже умудрился дров не наломать. И правда ведь, Ланселот — это Ланселот. «Имена нами правят», как сказал то ли пару месяцев, то ли пару тысяч лет назад почтенный друид по имени Бран, то есть — ворон. Никак, накаркал.
В такой подробной версии, да еще доступной пониманию даже такого непосвященного слушателя как Гарет, я и сам слышал всю повесть Ланселота впервые, и звучала она и правда более чем увлекательно. Кей и Бедвир то и дело перебивали рассказчика, переспрашивая, что именно он сделал, и зачем. Ланселот объяснял, иногда слегка раздражаясь на меня, когда я встревал с объяснениями раньше него или сам проявлял внезапно скептицизм, требуя уточнения некоторых подробностей для прояснения всех тонкостей и сложностей конкретной ситуации.
— И после всего, что ты нам рассказываешь, ты и правда думал, что Кея надо было подгонять?! — осведомился я с шутливым негодованием.
— Откуда же я знал, что у вас творится? — с восхитительной самоуверенностью пожал плечами Ланселот. — Эту же войну веду не я.
— Иногда мне кажется, что и не я.
То ли я еще сказал это с какой-то удачной интонацией, только мы всей компанией покатились со смеху. Конечно, у всех нас свои представления о том, что лучше, и что бы было, если бы никто никуда не вмешивался. Но так не бывает. Ничего, все это мелочи, которые всегда так или иначе случаются. Куда бы мы девались без случайностей? Тем более, что иногда они бывают и неожиданно удачными. За последние приходится прощать все остальные.
Ланселот что-то проворчал себе под нос в темноте, будто что-то считая, затем спросил:
— Эта гора, на которой было сражение. Она ведь называется гора королевского камня?
— Какого еще королевского камня? — недоверчиво спросил Кей.
— А разве нет? — не менее удивленно переспросил Ланселот. — Артур, вы же там несколько дней сидели наверху. Вы там видели какой-нибудь камень?
— Нет, — несчастным голосом пропустившего интересную достопримечательность туриста сказал Гарет. — А там был какой-то особенный камень?
Я подумал, понимая, к чему клонит Ланселот, но ничего путного не надумал.
— Вспомнить не могу, мы были как-то заняты другим. Не обратили внимания.
— Непорядок, — сказал Ланселот. — Камень надо будет поставить, в честь победы.
— Погоди, война еще не закончена.
— Ну, когда будет закончена… А старые римские бани, как я понимаю, отсюда далековато…
— Ты, конечно, говоришь об Аква Сулис? — переспросил Бедвир озадаченно. — А тебе туда нужно? Ты же, кажется, только что с юга, а они там.
— Да нет, не нужно, это я так… А вообще, кто-нибудь знает, как называется эта гора?
— Понятия не имею, — беспечно сказал Кей, — тут столько гор понатыкано, и вообще меня там почти не было…
— Бадон, — сказал Бедвир. — А других названий я не слышал.
Здравствуйте, приехали… Поводья Тараниса я не дернул — зачем дергать бедное усталое животное. Ну да, некоторый эмоциональный всплеск воспоследовал, ну и что? Можно подумать, что к этому все не шло. Битых пять минут ходим вокруг да около…
— Надо будет запомнить, — заметил я сдержанно.
— И камень поставить, — добавил Ланселот. — И выбить на нем, что гора называется Бадон.
— А может, ну его? — возразил я.
— Надо, — покачал головой Ланселот. — А то ведь забудется. Хотя вечно кажется, что что-то забыть невозможно. А потом никаких следов не остается — ищи-свищи…
Ночь становилась все тише, смолкали обрывки песен, разговоры, шутки и смех, тише и мягче становился и топот, все понемногу погружалось в дремоту. И все слышнее становились лесные звуки — уханье совы, шорох чьих-то крыльев. А кто-то из всадников неподалеку еще и всхрапнул, заснув в седле. Незадолго до рассвета, с тешащим самолюбие чувством исполненного долга, армия снялась с марша, расположившись на заслуженный привал.
Эборакум ощетинился как еж. И то дело. Если бы Бальдульф сбежал за море, я бы окончательно в нем разочаровался. Впрочем, нет, конечно, разочаровался — не то слово и не то понятие, скорее фигура речи. Но то, что он был на месте, меня очень даже устраивало.