Мы одновременно были теми, кто мы есть, и теми, чьи роли только играли. Пересечение реальностей — с искрами, дымом и скрежетом небесных сфер.
— Просто замечательно! А он случайно не помнит его желудок?
Лично я, кстати говоря, помнил. Хотя на самом деле меня там не было. И никто, по счастью, не додумался меня об этом спросить.
— Нет. Он помнит, что они как бы играли.
— Играли?!
— Судя по всему, медведь был ручным. Еще он помнит людей в ярких одеждах, с раскрашенными лицами. Какие-то бродячие актеры.
— Актеры? Ух ты! — Никто не заметил иронии?
— А когда я спросил кое-кого из людей Кадора, не встречались ли им как-то бродячие шуты с ручными медведями, тот, конечно, ничего не ответил, но так испугался, что казалось, готов был повеситься, спроси я его еще хоть что-нибудь — хотя бы о погоде.
— Угу. — И я перевел взгляд на окно. Знаете ли, бывают такие моменты, то ли от усталости, то ли от обычной сырости, подбирающейся от наступающего вечера, когда выцветают не только краски, а вся ткань реальности проваливается как нечто отсыревшее и прогнившее, расползающееся на неопрятные куски, и не остается ничего, кроме вселенской неприютной промозглости. И это состояние кажется вечным и единственно реальным. Больше нет ничего.
Иногда за это я ненавижу природу.
— Ну так как? — спросил Мерлин. — Тебе еще не нравится идея, что теперь у нас есть на кого все тут оставить?
Фризиан иронично кашлянул.
— Если, конечно, кому-то нравится идея делиться лаврами неизвестно с кем.
— Мм? Лаврами? — переспросил я.
— Ну, не он же выиграл войну. Не он вынул меч из камня. Все уже было сделано за него.
«Как украденная жизнь», — подумал я. И что самое неприятное — это ведь я ее украл.
— Да. Было. Но удержать гораздо труднее, чем получить.
— Верно, — согласился отец. — Но зачем?
— Что зачем?..
— Зачем удерживать? — пожал плечами он. — Просто будет что-то новое, что он сделает сам.
— Ему будет чертовски трудно после нас сделать что-то оригинальное.
— По крайней мере, он тоже извлек меч из камня, — заметила Нимье. Кажется, ее распирало от радости от этого факта.
— Как это?
— По-своему, — довольно улыбнулась она. — Свое оружие он раздобыл в каком-то дольмене по дороге сюда.
— Ах, он еще и расхититель гробниц?!
Нимье насупилась.
— Я бы подошла к вопросу более мифологично!
— И вспомнила бы, что он не только расхититель гробниц, но еще заполучил по чистой случайности такое имечко как Мордред!
— Да ты ведь сам едва его не взял!..
— А в этом мире все происходит по случайности! Правда? По случайности здесь оказались мы! По случайности кого-то годы назад утащил медведь — по случайности оказавшийся ручным! По случайности нас на нашем берегу встретил граф Эктор. По случайности тут все так напоминает легенды. Да еще поздние! Или «теория вероятностей» окончательно сошла с ума, или этот мир не настоящий!
— Или создан «Янусом», — спокойно сказал отец. И я остановился с открытым ртом, забыв, чем собирался продолжить свою пламенную обличительную тираду.
— То есть?!..
— То есть, объем перемещения был необычайно огромен. Пусть объяснение, что «все придуманное где-то существует» слишком плоско и примитивно — множественность измерений и версий развития событий допускает то, что где-то можно наткнуться на что-то, что было бы хотя бы похоже на придуманное.
— Да, конечно, по стольким пунктам сразу!..
— «Янус» не мог попасть в ближайшие к нам измерения — большое смещение вероятностей было неизбежно. Но ведь куда-то ему надо было попасть. И он воспользовался нашими представлениями, в которых было не так уж много научного — если не считать того, что древние сказки — сами по себе история и те еще артефакты, достойные изучения.
Фризиан снова кашлянул:
— А еще можно предположить, что завернувшись во временные петли, все эти артефакты отразили наши собственные приключения, после того, как они произошли здесь, после того, как мы уберемся отсюда, и каким-то образом информация обо всем этом, бесконечно отражаясь в различных вариантах развития событий, попадет в наше настоящее прошлое, чтобы угодить в легенды!
Я молча покосился на него.
— Тоже вполне вероятно, — мирно кивнул отец. — Мы не воздействуем на свою историю напрямую. Но кто сказал, что мы вообще на нее не воздействуем?
— А кое-кто, например Майк Арли, рассказывал, что еще как воздействуем, и очень даже физически, и во времени, которое должно считаться для нас неприкосновенным буфером! — добавила Линор, победно встряхнув в воздухе указующим перстом.