Он молча прошёл вперёд, опустился на колени рядом с мёртвой женщиной и осторожно освободил её от цепей. Подтащил тело, закутанное в тряпку, к себе, обнял. Снова замер незрячими глазами на мне, баюкая её, словно она спала.
– Ты правда мне родственница? Близкий человек?
– Правда.
– Мне надо сказать тому, кто мне близок… Ты поймёшь. Знаешь, что самое страшное на свете? Это когда умирает тот, кто спас тебя, а ты не мог раньше сообразить, что есть средство от этой смерти. Я ношу лекарства остальным, чтобы они не мутировали, как Келли, только благодаря ей. Когда она заболела, пришлось напрячь память и вспомнить многое. Помогла вирт-связь. Я стащил прибор у одного типа… И узнал, что фармакологи Керы давно и неплохо изучили феномен таких вот изменений организма, что есть средства, чтобы остановить процесс… Но с Келли я опоздал. У неё процесс мутации зашёл слишком далеко.
Он замолчал, гладя мёртвую женщину по всклокоченным волосам.
– Наверное, для тебя всё это сумбурно. Подожди меня здесь. Не уйдёшь?
– Я буду на кухне, – поспешно сказала я, поднимаясь с корточек.
… Он вернулся через полчаса. Один раз я осторожно, украдкой выглянула в комнату: ни его, ни женщины там нет. Наверное, унёс куда-то – похоронить.
Он вернулся и сел за стол, положив на него большие руки. Лицо какое-то освобождённое. Но морщины у носа не разгладились. Тем не менее я спросила:
– Ты так быстро доверился мне, когда я сказала, что твоя родственница. А если ты ошибаешься? Если я кто-то другой? Не боишься вот так доверять незнакомому?
Он поднял на меня пустые серые глаза. Лицо не дрогнуло, когда он ответил:
– У меня был случай, когда хотели влезть в доверие. Но меня отталкивало от этого человека, и, как выяснилось, я был прав. К тебе меня тянет… Как тянуло к Келли. Только… К Келли меня тянуло на определённую дистанцию. Как будто что-то заставляло не делать последнего шага. Ты. Перед тобой преграды нет.
Отталкивало, тянет… Кажется, он не только эмпат. Он чувствует не только испытываемые чувства, но и невидимую энергию человека? Сама я в этом не очень разбираюсь, но слышала, что есть такие… Но почему его тянет ко мне – его ненавидящей? Почему он не чувствует этой ненависти?
– Келли нашла меня в какой-то норе. Человек мог в неё протиснуться, «паук» – нет. Но тот «паук» пытался не втиснуться, а кого-то достать рукой и никак не мог дотянуться. Она пристрелила «паука», сама залезла в дыру и там нашла меня. Она сказала, я был избит так, будто какой-то великан бил мной, держа за ноги, об стену. Она позвала жителей нашего района, и меня принесли к ней. Она выхаживала меня недолго. Сказала, что раны заживали быстро. Почти сами по себе.
Я снова взглянула на Дрейвена. Он даже не поинтересовался за эти три года, у какой расы процесс заживления ран и порезов идёт очень быстро?
– А потом Келли научила меня жизни в нижних ярусах Керы, а Руди (это тот, который снял с меня жилет с препаратом) научил, как проникать на верхние. И приносить лекарства. Их приносил один из знающих, где можно раздобыть препараты. Та комната, где ты меня нашла, была местом встречи. Теперь придётся искать другую.
– А почему посылали тебя? Ты же слепой?
– Слепому всё равно, надо ли слушать темноту или свет.
– А как ты ослеп?
– Всегда такой был, – немного удивлённо сказал он. – Или нет?
– Нет. Не всегда, – хмуро сказала я. – Но ты точно пойдёшь со мной?
– Сейчас соберусь… Мне бы переодеться. Эта одежда до сих пор в крови «пауков».
Он говорил всё медленней, и его движения становились всё плавней, и я никак не могла понять, что с ним происходит. Такое впечатление, что ему очень не хочется уезжать с Керы. Может, я всё-таки его напугала? Или он всё-таки сомневается, что он Дрейвен?.. Нисколько не удивилась, когда он повернулся к тому же висячему шкафу. Открылись дверцы. Он вынул с верхней полки стопку одежды, положил на лежанку.
Честно, у меня рот открылся, когда он сбросил заскорузлую от крови рубаху, стоя ко мне спиной. Буквально секунд пять пришлось созерцать его спину, пока он не накинул такую же, только чистую рубаху. Места живого нет!.. Он сказал со слов Келли, что им били об стену? И за три года следы не стёрлись! Да его будто перепахали!.. Я содрогнулась – он обернулся, застёгивая пуговицы.
– Что?
– Всё нормально, – хмуро сказала я. Услышал? Что изменилось моё настроение?.. Мысли пошли по другому руслу. Я поймала себя на том, что абсолютно не соотношу этого уиверна с тем Дрейвеном, который надругался надо мной. Может, это не Дрейвен? Просто похож? Да и уиверн ли он, если его раны до сих пор не зажили?
Он ещё немного постоял, прислушиваясь ко мне, а потом снова принялся за сборы. Он обыскал всю кухню, вытаскивая из самых немыслимых мест оружие, а я помогала ему этим оружием экипироваться. И меня всё больше раздражало, что он вялый и какой-то занудно тягучий.
– У тебя есть предположение, как мы должны выбираться с нижних ярусов?
– Надо вернуться к твоей комнате, – задумчиво сказала я. До сих пор я как-то не задумывалась о пути назад. Мне казалось, что главное – это согласие Дрейвена вернуться. А уж там… Как-нибудь да выберемся.
Он будто нехотя пробежался ладонями по всем тайникам с оружием на себе, вздохнул и негромко спросил:
– А как ты прилетела сюда? Кто с тобой был, кроме тех, кого застрелили рядом с моей комнатой?
Значит, телохранители погибли. Не верить тончайшему, паранормальному чутью Дрейвена смысла нет. Наверное…
– Если выйдем на поверхность, на верхние ярусы, я позвоню по вирт-связи Адэру Кейдну – это начальник службы безопасности нашего дома. Если к тебе вернётся память, ты его узнаешь. Он один из организаторов поездки сюда. И он должен быть здесь.
– На Кере не всегда можно быть в чём-то уверенным, – пробормотал Дрейвен. – А ещё меньше надо быть уверенным, что нужный человек именно там, где ты его ждёшь.
Мне показалось, я сообразила, почему медлит Дрейвен. Причём чем дальше, тем неохотней он собирается. Кажется, он жалеет о собственном решении покинуть Керу. До сих пор эта планета была для него надёжным убежищем – с момента, как он очнулся и ему рассказали, где он находится.
Меня даже встревожило, как бы он не передумал улетать отсюда.
А тут ещё… Он стал даже не столько вялым, сколько даже задумывающимся. Он делал движение поднять руку и забывал об этом, когда приподнятая рука уже нелепо провисала в воздухе. Он снова шагал к висячему шкафу и замирал перед ним, будто забывал, для чего именно приближался к нему.
Одновременно я испытывала насторожённость: а вдруг с ним всё-таки что-то не так? Может, влияние нижних ярусов на его психику всё-таки тоже произошло? И эта насторожённость постепенно смешивалось с раздражением, близким уже к бешенству: да шевелись же ты побыстрей!
Но пока я терпела.
Хотя руку осторожно, стараясь не делать лишних движений, снова сунула под куртку обхватить рукоять ПП. В таком положении стало легче переносить затянувшееся ожидание, когда же он соберётся…
Вот он от шкафа повернулся ко мне – и снова впал в состояние, близкое к забытью… Жаль, глаза слепые: не разглядишь хоть по ним, что с ним происходит. Поднял руку подхватить пальцами капюшон – наверное, накинуть на голову. Зачем? Здесь, на нижних ярусах, на улицах, и так темно, что лица не разглядишь… Снова застыл.
Но лицо… Из расслабленного оно вдруг мгновенно стало жёстким… И это меня напугало. Теперь затаилась я.
А если он постоянно мне врал? И зверь, который скрывается до поры до времени внутри него, тот зверь, который был спущен рассудком на волю однажды, сейчас вот-вот будет спущен с психического волевого поводка снова?.. Я уже додумалась до самых диких предположений, пока смотрела, как его лицо буквально худеет от напряжения: а если Келли умерла не сама, а была им доведена до такого состояния? И тут появилась я – и он моими руками убил её, заставив вылить ей в рот содержимое ампулы? И не утешало уже даже воспоминание, как радостно нас встретили люди, защищавшие этот район яруса от мутантов; как они спрятали нас за свои спины; с какими счастливыми улыбками смотрели, как с Дрейвена снимают жилет с драгоценным для них лекарством…