Но, прежде чем войти, я помедлила и всё-таки сказала:
– Ты уверен? Уверен, что хочешь покинуть место, где жил несколько лет? Тебе не жаль оставлять его?
– Нет, – без раздумий ответил он. – Что я оставляю? Место, где чувствовал себя чужим. А что у меня впереди? Родные. Хотя бы вот уже и ты. Возможно, дом? У меня там, куда мы двинемся, есть дом?
– Есть, – насторожённо поглядывая на него, такого неожиданно энергичного и вдохновлённого будущим, ответила я. – У тебя большой дом и куча родственников, правда, в большинстве своём дальних.
– Меня это не волнует. Главное, что они будут знать меня… Возможно, дома я буду занимать и не самое важное место среди родных. Но я буду знать (пусть и не помня), что это место принадлежит мне по праву. Может, память не вернётся, но я хоть наново буду знать, кто я. И ты ещё спрашиваешь…
Кажется, я поняла его. Будучи эмпатом, он чувствует свою чуждость среди не уивернов. Что ж… Всё возможно. Отсюда и одиночество.
Здесь, внутри шахты, пришлось быть очень осторожной, потому что стоять можно было только на выступах по стенам. Уиверн встал рядом со мной и вставил дверь на место.
Итак, шахта. Пропасть, правильных кубически-квадратных очертаний, без конца и без краю что вниз, что наверх. Здесь довольно светло – периодично. Наверное, на некоторых этажах оставалось аварийное освещение, которое через трещины проникало в шахту. По краям шахты, как я уже заметила, имеются выступы, по которым можно осторожно перемещаться не только по кругу, но и постепенно двигаясь наверх или вниз по ступеням, явно проложенным позже и уже не лифтовыми строителями.
Дрейвен оказался впереди меня. Он велел (а в этом месте я беспрекословно слушалась его – впрочем, как и везде) опустить кота на выступы, и тот «без разговоров» и даже деловито потопал между нами. Глядя на грязную гриву спутанных волос уиверна, почти до пояса, я тихо спросила:
– Ты всегда носишь волосы такой длины?
Не оглядываясь, он ответил:
– Таким меня нашла Келли. И я стараюсь оставаться таким, чтобы однажды… вспомнить. Или вспомнили бы меня. Но пока вспоминали до сих пор только те, кто хотел бы меня убить.
– И много таких было?
– Достаточно. Тебя это интересует?
– Не совсем. Просто приятно сознавать, что не у меня одной есть желание и причины убить тебя, – поддела я, не выдержав.
Он, не оборачиваясь, хмыкнул.
– Ещё приятней, наверное, будет сознавать, что ты пока единственная, которую мне убивать не хочется.
Теперь хмыкнула я. Неплохо.
Уиверн перемещался по кругу, держась то за толстый канат, просунутый сквозь скобы по всему пути, то за сами скобы.
– Забыл сказать: оружие держи наготове. И лучше не огнестрел. Переключи на лучевое. Здесь чем тише, тем лучше.
– А здесь разве может быть что-то опасное?
– Летучих тварей полно. И все жрать хотят. Кстати, ты не голодна?
– А что? – хмыкнула я устало. – Приглашаешь в ресторан?
– Почти, – загадочно сказал он.
Если считать наш путь поэтажно, то, цепляясь за канат, мы прошли наверх где-то восемь этажей, прежде чем уиверн остановился в ничем не примечательном месте.
Он встал так, что и мне пришлось затормозить.
– Что? – прошептала я.
– Сейчас…
И снова плотная, казалось бы, стена под его чуткими пальцами вдруг пошла трещинами, которые оказались входом в закуток. Дрейвен первым вошёл в маленькое, низкое, словно нора, помещение и подал мне руку. Мисти быстро прошмыгнул между ногами и уже внутри огляделся. Вопросительно мыркнул. Будто спрашивал – и какого мы здесь остановились? Я тоже вопросительно кивнула уиверну, совершенно не принимая во внимание, что он не видит моего кивка. Настолько привыкла к его уверенным движениям, что общаюсь с ним, как со зрячим, – подумалось только потом и с усмешкой. И вслух продублировала кивок:
– И зачем мы здесь?
Вместо ответа Дрейвен шагнул к стене и одним движением вынул из неё коробку.
– Поедим.
– Откуда у тебя это?! – не сдержалась я при виде консервов, уложенных стопками так тесно, что крышка коробки не закрывалась.
– Когда я бегал сверху вниз и назад, то часто откладывал консервы на всякий случай, если придётся пересидеть какое-то время здесь, – довольный моим восклицанием, сказал уиверн. – Специально заходил в магазины наверху, чтобы купить не только на сейчас, но и для тайника. Теперь тайник не нужен. Так что попируем.
– Несколько часов назад ты сказал, что у тебя есть деньги и ты даже можешь заплатить мне, если я хозяйка какого-то притона. У тебя и правда есть деньги?
– Ну, не совсем столько, чтобы платить за девочек или за еду в хорошем ресторане, – нисколько не смутившись, сказал Дрейвен. – Когда я очухался, первые дни жил на пособие Келли. Мне много не надо было. Пока болел. А потом пришёл в себя и начал выздоравливать. Вот тогда есть и захотелось. Очень. Я ходил голодным несколько месяцев…
Он замолчал, видимо, вспоминая. А я подумала: вот и разгадка, почему у него плохо зажили раны на спине, – знаменитая уивернская регенерация шла плохо, потому что не хватало белков.
– А потом на меня впервые напали. – Он скривил губы в усмешке. – Я тогда впервые вышел наверх – в сопровождении Келли. Благодаря ей, я уже научился хорошо слышать движение вокруг, и уложить троих мне было нетрудно. Келли обыскала трупы и нашла кучу наличных. В тот день мы с нею хорошо поели. – Вспоминая, он морщил губы в улыбке, открывая консервы и передавая мне. – Потом я стал выходить наверх один. И несколько раз на меня снова нападали. И тоже очень богатые были. Я забирал всё: и наличные, и банковские карточки. Руди радовался карточкам и не требовал денег – это была моя законная добыча. На карточки мы брали лекарства для нашего района, а на деньги я покупал продукты. Ну и… Некоторые заначил. – Он погладил сунувшегося под руку Мисти и вывалил перед ним на пол содержимое мясной консервы. Кот торопливо зачавкал, а уиверн улыбнулся его энтузиазму и продолжал рассказывать.
Я сидела близко к Дрейвену – из-за тесноты помещения – и смотрела на его пальцы, заботливо перебирающие эти консервы. У меня в руках уже была открытая банка, из которой я ела ножом. Но эти длинные, слегка вздрагивающие пальцы меня заворожили. Как заворожил и рассказ Дрейвена. Он рассказывал, как покупал ту или иную консерву – он запомнил не просто их расположение! И мне уже кусок в горло не лез: несколько месяцев он прожил голодным! И это притом, что он был раненый… Опальный ангел, сброшенный в нижние круги ада… С трудом отвела глаза от его пальцев. Что-то совсем не те мысли лезут в голову…
Я понимала, что со мной происходит: постепенно, в течение каких-то нескольких часов я потеряла ненависть к существу, которому не повезло больше, чем мне. Пусть Дрейвен сам виноват в том, что произошло. Пусть виноват его характер… Но у меня всё больше и крепче складывалось впечатление: да, может, в произошедшем со мной виноват и лично он. Но вот в том, что произошло с ним самим… Мне почудилось, что кто-то был рядом с Дрейвеном – до самого его конца, когда уже на Кере померкло его сознание. Кто-то, кто очень активно помогал ему умереть.
С чего это я взяла? Провидицей никогда не была. И не слышала, чтобы в крови уивернов было что-то присущее колдунам и предсказателям. Можно, конечно, предположить, что виновато смешение двух кровей… Впрочем, дело не во мне.
А что, если предположить немыслимое? Что Дрейвен не виноват и в том, что случилось со мной? Крамольная мысль. Нонсенс. Не хочу и думать об этом.
Перебивая собственные тревожные мысли, я спросила:
– Дрейвен, почему Мисти такой? Без шерсти?
– Мутант, – пожал плечами уиверн, слабо улыбаясь. Сначала я не могла понять, почему он улыбается. Но сообразила: назвала его по имени. – Здесь, на нижних ярусах, и собаки такие встречаются – либо совсем голые, либо бронированные, как этот кот.
Потом мы сидели, молча уничтожая несколько консервов подряд, и я пыталась уложить в стройную систему всё то, о чём он рассказал. Не получалось. Слишком коротко прозвучало главное. Да и мне ли разбираться в этом?
Перед тем, как снова выйти в лифтовую шахту, я спросила: