Затем, когда к нам заглянул Фарлей, я выпросила разрешение погулять на воздухе с животным, намекая на вертолётную площадку. Тот, естественно ничего не подозревая, согласился проводить нас. Кстати, его непроницаемо доброжелательный взгляд на нашу старую одежду объяснил, что он привык к разным прихотям гостей Монти. И уже на крыше я догадалась спросить его:
– А даг-ин Монти? Он ещё не появлялся?
– В данный момент он отдыхает, – прозвучало в ответ.
Я метнула взгляд на Руди. Он на меня не смотрел, присев на корточки и гладя Мисти, но по чуть склонённой голове стало ясно: принял к сведению.
Фарлей извинился, что не может остаться с нами на крыше, которая и в самом деле оказалась вертолётной площадкой, пока мы выгуливаем Мисти. А мы заверили его, что теперь дорогу в свои комнаты найдём и сами.
Нет, наверное, со стороны всё выглядело довольно глупо. Но едва за управляющим закрылась дверь в башне, Руди решительно зашагал к какой-то трубе, из-за которой вытянул солидный моток троса – вертолётного, для креплений, как объяснил он. Ещё несколько минут прикидок, как лучше его использовать. Перемотали трос и закрепили его на другой трубе – подальше от двери в башню.
– Мне главное, – негромко сказал Руди, словно боясь, что на просторной площадке нас кто-то подслушает, – донизу, до улицы, добраться, а там я тебя проведу в нору Крота с любого угла. Точно говорю.
Поскольку трос выглядел довольно прочным, я немного поспорила с Руди. Он настаивал, чтобы спускались на двух концах троса, независимо друг от друга. Я предлагала, чтобы не слишком медлить, спускаться на одном.
Как выяснилось через несколько минут, Руди оказался прав, настаивая на своём. Оглядевшись, мы осторожно опустили концы троса за невысокое ограждение. Стена, по которой предстояло спускаться, была глухой – без окон и балконов, не говоря уже о лоджиях. Чему мы, откровенно говоря, радовались. Мисти, подсаженный мной, послушно улёгся на плечах Руди, привычный к переездам, и мешать нам в нашей авантюре не собирался. Я погладила его на всякий случай, чтобы не испугался на высоте, где не будет никаких удобных местечек для опоры ноге или лапе, кроме узких выступов – еле намеченного цоколя. Цоколь тоже появлялся редко – через каждые два этажа. Боком стопы удержаться на нём можно было. А вот чтобы постоять – времени на опыт маловато.
О чём потом и пожалели.
Итак, два психа, опасливо оглянувшись в последний раз на дверь в башню, вылезли за ограждение и начали спуск.
Сначала было хорошо. Ладони вспотели от страха и напряжения и не скользили. Потом монотонность спуска успокоила, и ладони высохли. Несмотря на рельефные перевития троса, пальцы время от времени начали соскальзывать, и вскоре кожа горела, когда приходилось нечаянно съезжать. Зато потом руки снова потели – от страха. И несколько минут снова проходили спокойно. Пришлось натянуть на ладони рукава кожаной куртки, чтобы совсем уж кожу не сорвать.
Руди спускался напротив – специально договорились, на всякий случай, если вдруг понадобится пусть даже моральная поддержка. Так что когда трос под моими пальцами вдруг начал странно подрагивать – мелко-мелко, я тут же сообщила ему об этом.
– Как думаешь, что это?
Вместо ответа Руди внезапно быстро съехал вниз, на узкий цоколь стены, постоял там секунды две – я ещё с удивлением решила, что он хочет передышки. Но Руди, не дожидаясь, пока я съеду до этого цоколя, быстро раскачался на своём тросе и, как ни странно, оказался на выступе, гораздо более выпуклом, чем привычный глазу цоколь. После чего, держась одной рукой за что-то невидимое мне, другой он швырнул свой конец троса ко мне.
– Быстро хватайся!
– Ты… – начала я – и вдруг сообразила, что за мелкие подрагивания троса я чувствую. Кто-то рубит его!
Я суматошно схватилась за трос, подкинутый Руди. Отпустила свой, со страхом и ужасом глядя то наверх – стандартных этажей двадцать мы точно прошли; то вниз – на вечернюю улицу, где не видно прохожих, но часто перемещались машины всех мастей.
– Раскачивайся! Я подхвачу!
Теперь я уже не сомневалась ни капельки. Особенно ощутив подрагивания уже и подкинутого мне троса. Руди поймал меня и не дал улететь назад – в противоположную сторону раскачивания. Я буквально влетела в него, чуть не сбив с ног. Стоял-то он ненадёжно, на выступе – на карнизе окна, наглухо залитого, словно пломбой, каким-то плотным строительным материалом. Так что получилось, что мы оба спрятались в тесной нише. Причём спрятались вовремя. Сверху взвизгнуло, и край выступа сверху треснул, а вниз полетел кусочек отстреленной пломбы на окне. Мисти, вцепившийся в плечи Руди, втянул голову в плечи…
Мы затаились, изо всех сил вжимаясь в стену.
Внезапно мимо нас сверху вниз пролетело нечто гибкое и стремительное. Я чуть не свалилась, отчего-то решив, что это одна из тех змеищ, что напали на нас с Дрейвеном в лифтовой шахте. И только через мгновения стало понятно, что пролетел мой трос. Зачем тот, кто его рубил, сбросил трос, когда ясно, что меня на нём нет? Со злости?
Второй трос, на котором спускался Руди, тоже свалился мимо. С лёгким свистом. Будто тот рубака испытывал бешенство, из-за того что не смог убить нас, сбросив с высоты… Выждав немного, Руди сказал – шёпотом, словно боясь, как бы не услышал тот:
– Вот и пригодились ножи-то.
Он достал один из столовых ножей и попробовал проковырять дыру в пломбе.
– Рыхлый, – с удовольствием сказал он и передал мне ещё один нож из стащенных.
Чуть позже я поняла, почему Руди испытывал удовольствие: успели добраться до более-менее надёжного места, где нас выцелить непросто. И пустили в неблагодарное для боевых ножей дело ножи столовые, которыми так неудобно было пользоваться во время обеда. Несмотря на то что пломба крошилась легко, я спросила дрожащим от пережитого (и понятого только чуть позже) страха голосом:
– Ты уверен, что мы сможем пробиться в хорошее для укрытия место?
– Боишься пуленепробиваемого оконного пластика? – пренебрежительно отозвался Руди. – Если б оно оставалось, никто бы не пломбировал окно.
Чуть позже его слова оправдались, и мы, уже выбросив покорёженные ножи за ненадобностью, принялись выламывать тонкий слой пломбы руками. Дело пошло легче, тем более, что виднеющиеся за нею тёмные пустоты здорово подбадривали. И, только когда мы влезли в пустую комнату, Руди глубоко вздохнул и сказал:
– Трусил ведь я. Сильно. А вдруг бы этот, сверху, успел бы спуститься до того, как нам войти сюда? Перестрелял бы нас, как в тире. Так что, Лианна, быстро ищем выход и драпаем подальше от этого места.
Мисти был на сто процентов согласен с ним, поэтому, именно благодаря кошачьему нюху или глазу, мы разыскали дверь в темноте – я боялась подсвечивать даже экраном вирт-связи. После чего выскочили – только не на улицу, а в коридор – пустой и гулкий. Здесь оказалось чуть светлей, чем в комнате. Мы сразу разглядели, что Мисти деловито потопал к следующей двери, которая выглядела гораздо ниже остальных, тянущихся в ряд. Руди осторожно подтолкнул её и расплылся в ухмылке.
– Смотри. Лестницы.
Никогда бы не подумала, что спуск в непроницаемый мрак окажется самым счастливым событием в моей жизни… Если бы не одна настойчивая мысль, отравлявшая радость: неужели рубил трос и стрелял в нас Монти – любитель экзотической охоты? Глупо. А по размышлении – странно: что-то не представляю Монти, рубящим трос. Он скорее бы послал кого-нибудь на нижние этажи… Наверное…
19.
Так же осторожно Руди закрыл за нами дверь. Кот сидел на небольшой площадке и пытливо всматривался вниз. Водя светом включенного вирт-экрана по ступеням, я тоже приглядывалась к лестницам. Кажется, впереди пусто. Пора. Я шагнула на ступень ниже.
– Руди, а что это за лестницы? – невольно прошептала я, касаясь перил, жавшихся к стене отполированными трубами.