– Лиа, на лестницу! Быстро!
Крик Руди ударил меня по голове, по нервам. Взлетела на лестницу – с отчаянным боем сердца. Обернувшись, как ужаленная, – оставила одного! Справится ли?! – и, раскрыв рот, смотрела, как он жарит, сжигает ползущее тело таким мощным лучевым зарядом, что рискует вообще остаться без боезапаса. Что он делает?! Крик: «Не надо!« рвался наружу, но, зажав себя в рамках: «Он знает, что делает!«, вздрагивая, выжидала окончания его странного действа.
Пахнуло поджаренным мясом – мясом гнилым, словно в костёр бросили дохлую крысу… Странные детские воспоминания качнулись с этим дымным смрадом: мы с мальчишками смылись во время ночного часа с территории приюта; нас, девчонок, всего две, и мальчишки обращаются с нами снисходительно, но то и дело пугают: то разожгут костёр и бегают вокруг него с факелами, то бросают в огонь всякую дрянь, чтобы всего лишь посмотреть, что из этого будет. Вонь от сгнившей одежды, вонь от горящей плоти, вонь от химии из каких-то прометаллических бутылочек, которые так интересно летают и подпрыгивают, взрываясь. А двое пацанов уже сидят подальше от всех бурно веселящихся и, разрезав остатки бутылок, старательно внюхиваются в их содержимое … Перед глазами уже не тьма, а странные видения. Они пока ещё не совсем отчётливо видные, но я знаю, чем вот-вот станут эти гибко плывущие во тьме фигуры, и я вижу, как они постепенно обретают форму монстров с вертолётной площадки, и мутировавшие чудовища подступают ко мне ближе и ближе, кровожадно скалясь и утробно, голодно рыкая…
– Слушай меня! Только меня! Не смотри вокруг!
Руди затыкает мне нос и рот какой-то тряпкой и ведёт меня, странно послушную, с лестницы. Несмотря на взволнованные интонации в голосе Руди, я слышу главное: он тоже видит этих монстров! Но он спасёт меня, и поэтому я расслабленно подчиняюсь ему. Он ведёт среди чудовищ, повторяя одно и то же: «Не бойся! Я рядом!« Потом заставляет сесть, потому что монстры оказались далеко за нашими спинами, и, значит, теперь безопасно. Я всё ещё слышу его голос, хотя сама в прострации – или в глубоком сне?
– Как я раньше не догадался?! Дьяволы всё забери! Надышалась! Что теперь делать?! Ложись и не двигайся!
Он здорово за меня тревожится, и мне это нравится. А ещё больше нравится, когда я вдруг вижу Дрейвена. Нет, не вдруг… Мне как-то странно. И хочется хоть краем сознания удержаться на поверхности, поэтому я уже сама вызываю в памяти его лицо. Я плыву, и вместе со мной плывёт худое, глазастое лицо уиверна – и так хочется потрогать все его морщинки, когда он смотрит на меня с тревогой, хочется дотронуться до его волос, которые сваливаются ему через плечо, когда он нагибается надо мной…
Руди с трудом удержал меня, когда я запрокинула голову и выгнулась.
Разделение. На меня – которая лежит на его руках. На меня, над которой склоняется Дрейвен. Он невообразимо нежен – и я сразу откликаюсь на эту чувственную нежность. Та, которая на руках Руди, сжимается, крючится от страха: сейчас уиверн обозлится и порвёт на мне блузку! Та, которая видит блаженствующее лицо Дрейвена, расслабляется в его ласковых руках, в его сумасшедшей нежности…
… С моего лица сдёргивают тряпку. И вместе с нею отнимают лицо Дрейвена.
– Дыши!
Вдох. Привычно прохладный запах лестниц. Увидела встревоженное лицо Руди – в свете валяющегося рядом вирта. Вдох – пришла в себя мгновенно. Он, сидевший – придерживая меня – на полу, громко выдохнул и уселся уже с опорой на стену. Я головой у него на коленях. Лежала, наверное, с минуту, прежде чем вспомнить всё. Потом секунды раздумывала над вопросом, озвучила:
– Что… это было?
– Слизни. Жрали какого-то бедолагу. Я поджарил их вместе с человеком, но забыл тебя предупредить, что дымом от них нельзя дышать. Галлюцинации вызывает.
Оказывается, он отстегнул мой собственный капюшон от куртки и им закрывал мне рот и нос. Мисти сидел рядом, насторожённо заглядывая вниз.
– На кота… не действует?
– На этого – нет. Как себя чувствуешь?
– Как обкуренная.
– А чего только как? – Руди улыбнулся с облегчением и выдохнул: – Фу-у… Я уж испугался. Ты выглядела так, что хоть скорую из психушки вызывай.
– Руди… Ты человека убил. А спасти – никак нельзя было?
– Они его почти доели. Что спасать?
Меня передёрнуло от его простых слов, сказанных вроде как даже в раздражении: «Как, мол, ты этого не понимаешь? Всё просто!« Но полностью предаться сладкому ужасу, посмаковать его, представляя в красках, что именно сделали склизкие, бледно-белые слизни, не удалось. Хотя очень хотелось. Руди потом сказал, что это, желание увидеть гадостное, – пост-эффект обдолбанности от слизней.
Новый шум внизу, на лестницах, постепенно распадающийся на отдельные голоса и вопли, быстрый бег и топот заставил меня поднять голову с коленей Руди. Тот только вздохнул, и мы поднялись.
Голоса очень быстро стали ещё различимей – на фоне нетерпеливого рычания и визга, чем-то очень знакомых. Не знаю, что уж придумал себе Руди, а может, он по жизни всегда был отчаянным. Но, не сговариваясь, мы оба помчались навстречу кричащим. Нам же навстречу нёсся рваный свет. Он исступленно бился во мраке, словно пытаясь слететь с кончиков импровизированных факелов. Факелы же оказались не столько светильниками, сколько оружием, которым беглецы отпугивали преследователей.
– Сюда! – крикнул Руди, когда беглецы нерешительно замерли на площадке с влажными ошмётками слизней. И те, высветив нас, поспешно зачавкали по жидкой слизи, перед которой их преследователи тоже сначала было застыли, подозрительно принюхиваясь к плиткам, наполненным гнилостно-белёсой лужей.
Мы почти столкнулись на лестничной площадке, на которую взлетели беглецы.
Двое мужчин и девушка отбивались от «пауков». Слава небесам, что при виде нас люди не испугались или не опустили с облегчением руки.
Бесконечные лестницы превратились в доисторические пещеры, а мы – соответственно, в пещерных людей. Трое беглецов проскочили на лестницу выше, а мы с Руди принялись в упор расстреливать мутантов. Честно говоря, у меня мелькнуло разок подозрение, что беглецы сбегут и от нас. Но они нерешительно постояли на лестнице несколько секунд, переглянулись – и спустились. Свет, который они нам предоставили, был, конечно, адский, поскольку беглецы время от времени били им по мордам прорывавшихся «пауков». Но свет есть – и это главное!
– Вы полиция?! – крикнул кто-то из мужчин, яростно орудуя своим факелом.
– Сами по себе! – ответил Руди, и мужчина встал рядом с нами, с видимым облегчением лупя живым огнём по страшным мордам.
«Паучья» стая оказалась довольно многочисленной. Видимо, где-то мутанты сумели прорвать ловушки миротворцев. Дрались они в попытках убить нас и проскочить опасное место – так, что это вызывало невольное уважение – и ярость. В этом противостоянии ясней ясного стало: «паукам» отступить – умереть, значит, единственное, что остаётся – попытка пройти мимо нас. Или по нашим трупам. Но в любом случае – закусив нами.
Рёв, рычание с переходом в предсмертный визг, фырканье огня, грохот выстрелов.
Я видела и слышала, сильно ограниченная «территорией» вокруг себя. Впечатление, что постоянно прорываю живую, оскаленную стену, которая частями пытается обрушиться на меня.
Прорвавшийся откуда-то сбоку ублюдок прорезал мне клыками кожу по краю левой кисти. Дальше, к локтю, помешал рукав куртки. От болевого шока выронила боевой нож. Но злость плеснула мгновенно. Тем более что высунувшаяся из-за моей спины девушка с размаху обрушила на монстра факел, отвлекая его от меня и давая время собраться. Визг ударил по моему сердцу такой злобой, что горящая от боли левая будто сама выпустила длинные когти. «Паук», несмотря на страхующую меня защиту за спиной, кажется, решил, что именно здесь в обороне людей слабое место. Сунулся снова – морда окровавленная, свиные глазки горят призрачно-красными бликами. И получил когтями по глазам. Дьяволы, как я его полоснула – даже прочувствовала, как легко, словно паутину, когти содрали влажную ткань с глаз урода!