Выбрать главу

Надо думать, мой вишневый приталенный костюм казался им совершенно аморальным, а само понятие «работающая женщина» приводило в ужас. Едва не рассмеявшись этой нелепой мысли, я закрыла дверь, уселась за свой стол и вопросительно приподняла брови.

Интересно, что им нужно? Не могу представить, зачем обитательницам орочьего гарема мог понадобиться адвокат.

Кстати говоря, жениться порядочный орк может только на орчанке. Женщин остальных рас орки охотно брали наложницами (по-нашему любовницами), которые также жили припеваючи, но не должны были иметь детей.

Несколько минут прошли в молчаливом переглядывании.

Покрывала орчанок на улицах Альвхейма смотрелись нелепо. Летом еще куда ни шло, а зимой-то они как ходят? У нас все же не южный Муспельхейм, где орки обитали исстари, зимой в Мидгарде и воспаление легких подхватить недолго! Не могу представить, как поверх чаршафа можно надеть пальто или шубу.

Посетительницы все так безмолвно изучали меня, изредка обмениваясь непонятными знаками. Сколько можно играть в гляделки?

— Итак, что вы хотели? — не выдержав, поинтересовалась я.

Они так же молча переглянулись (складывалось впечатление, что они могут изъясняться без слов, понимая друг друга с одного жеста или взгляда). Видимо, о чем-то договорившись, они дружно повернулись ко мне.

— Госпожа, — почтительно заговорила одна из них, судя по многочисленным морщинкам вокруг глаз, самая старшая. — Нам нужен твой совет.

— Я внимательно вас слушаю, — подбодрила я и предупредила: — Надеюсь, вы знаете, что услуги платные?

— Конечно, госпожа, — утвердительно кивнула делегатка от гарема. — Мы уплатим, ты не волнуйся.

Меня нисколько не удивило обращение на «ты». У орков не принято говорить «вы», и уважение они проявляют словами «госпожа» или «господин», а не обращением к собеседнику во множественном числе. Надо сказать, что подобные особенности характерны и для других рас. К примеру, драконы предпочитают обращаться ко всем на «вы» и по имени. Впрочем, это просто к слову пришлось. Послушаем, что расскажут угнетенные дочери юга.

— Госпожа, мы — жены почтенного Готмога, — тихим голосом начала рассказ орчанка. — Пять лет назад наш господин и повелитель направил свои стопы в этот благословенный город, и мы, как подобает, последовали за ним. Я, Зейнаб, старшая жена нашего господина, а это Гюли и Фатьма, младшие жены.

Она представила товарок, которые вставали и кланялись, прижав ладони к сердцу.

Я кивнула, показывая, что внимательно слушаю, и пробормотала что-то вроде «очень приятно».

— Многие годы мы были послушными и верными женами нашему господину, и он не жаловался на свой гарем. — Продолжила Зейнаб с тихой гордостью. — Каждая из нас, как полагается, предана господину душой и телом. А теперь у нас великое горе — мы надоели нашему господину Готмогу, и он повелел нам уходить, — ее глаза наполнились слезами, и она запнулась.

У орчанок изумительные глаза — темные, как маслины, миндалевидные, даже в старости они сохраняют свою неизъяснимую прелесть. Морщинки разве что добавляют взгляду мудрости.

— Нам некуда идти, госпожа, — тихо и горько закончила она.

Я смотрела на нее, не находя слов. До такой степени зависеть от мужчины, чтоб по одному его слову лишиться всего… Получается, жен можно вот так запросто выгнать на улицу, как собаку. В устах современной женщины нелепо звучит «мой господин» вместо «любимый» или «муж». В конце концов, у нас ведь не какое-нибудь дикое стойбище!

Представив, как говорю Шемитту «мой господин и повелитель», я едва не прыснула. Боюсь, он после этого срочно вызвал бы скорую!

— А чем вызвано желание вашего супруга развестись с вами? — поинтересовалась я.

Может быть, жены совершили что-то неприемлемое или даже преступное, с точки зрения своего строгого господина? Несмотря на весь трагизм ситуации, было любопытно.

Одна из жен всхлипнула, и я внимательно на нее посмотрела. Видимо, это самая младшая: кокетливо подведенные глаза, тягучее благоухание духов, по-детски открытый взгляд.

— Мы надоели нашему господину, — стараясь держаться спокойно, негромко пояснила Зейнаб.

Надоели? Это ведь не резиновые куклы, чтоб их можно сменить на более новую модель!

— Господин нашел другую женщину и хочет жениться на ней, — продолжила орчанка, а младшая жена тихонько, сквозь зубы, завыла (но замолчала, как только Зейнаб на нее шикнула).

Хм, все равно непонятно. Нет необходимости разводиться со всем гаремом, ведь почтенный Готмог может развестись с одной и преспокойно жениться снова (главное, чтобы жен было не больше трех одновременно). Орчанки ведь не посмеют возмутиться!

— Он хочет расторгнуть брак со всеми? — уточнила я.

В ответ они согласно кивнули. Похвальное единодушие!

— Но почему?! — Переспросила я и, разведя руками, призналась: — Не понимаю, зачем ему это нужно.

Признаю, вопрос был продиктован досужим любопытством.

— Наш господин Готмог хочет взять какую-то человеческую женщину, — пояснила Зейнаб, и в ее голосе отчетливо прозвучало презрение.

— А она хочет быть единственной женой, верно? — Наконец хоть что-то прояснилось.

— Да, госпожа, — подтвердила орчанка. — Только не понимаю, зачем ей это?

Кажется, она удивлялась вполне искренне. Как же хорошо, должно быть, иметь такое четкое представление об окружающем мире и вечных вопросах «что такое хорошо и что такое плохо». Никаких колебаний, ведь традиции четко устанавливают все моральные ограничения. Муж — хорошо, развод — плохо. Все просто, понятно и привычно.

Однако непонятно, чего орчанки хотят от меня и как им вообще в голову пришло обратиться к адвокату.

Не мудрствуя лукаво, я поинтересовалась у гарема, каким ветром его ко мне занесло.

Последовал предсказуемый ответ: одна из местных подружек присоветовала идти к юристу, когда услышала об их бедственном положении.

Не спорю, совет совершенно правильный. Итак, будем разбираться…

Спустя полчаса я наконец выяснила все подробности дела и задумалась.

Картинка вырисовывалась презабавная. Поскольку между Мидгардом и Муспельхеймом заключен договор о правовой помощи и правовым отношениям по гражданским, семейным и уголовным делам, то обе страны признают браки, зарегистрированные у соседей. Получается, что хотя у нас запрещено многоженство, но все три жены господина Готмога являются совершенно законными, поскольку их браки зарегистрированы в Муспельхейме по тамошним правилам.

А поскольку многоуважаемый Готмог перебрался в Мидгард на постоянное место жительства, его дело о разводе и разделе имущества должно рассматриваться в соответствии с нашим законодательством. Вот только Семейный Кодекс Мидгарда оперирует понятием «жена» и даже не предполагает, что она может оказаться не единственная! При этом супруге принадлежит половина имущества, приобретенного в период брака. А как быть, если жен три? Веселая ситуация!

Не совсем понятно, почему именно господин Готмог не желает вернуться на родину, так как Зейнаб упоминала об этом очень уклончиво. Кажется, он что-то не поделил с нынешним правительством. Впрочем, для меня имел значение сам факт, что все заинтересованные лица зарегистрированы в Альвхейме и являются гражданами Мидгарда. Так что придется как-то прилаживать законодательство к этому забавному казусу.

Машинально крутя в руках карандаш, я размышляла о возможных действиях. Пожалуй, женам господина Готмога имеет смысл требовать раздела имущества супругов. Единственная проблема, что я не имею права представлять нескольких клиентов, если их интересы противоречивы. Правила адвокатской этики на этот счет категоричны, а неприятности мне вовсе ни к чему.

Гарем ожидал моего решения, в буквальном смысле затаив дыхание. Должно быть, они привыкли так слушать своего господина и повелителя.

Хм, а все-таки что-то в этом есть. Пожалуй, я бы тоже не прочь, чтоб на меня восторженно взирали трое мужчин, готовые ловить на лету любое слово и исполнить всякий каприз. Впрочем, я не столь наивна, чтобы пытаться воплотить в жизнь это мимолетное желание. И что прикажете делать с толпой агрессивных самцов? Мужчины любят поговорить о собственной полигамности, но никогда не прощают ее женщинам. Тот же Шемитт немедленно разорвал бы со мной отношения, стоило о подобном лишь упомянуть. Конечно, двойные стандарты всегда бесят, но скандалить все равно бессмысленно.