Стар, чертящий карту Весского княжества, был чудо как хорош: он злился, досадовал на нудное задание, на непослушное перо, которое так и норовило зацепиться за пергамент и поставить кляксу, на герцога, зачем-то обязавшего его слушаться громогласного пьяницу Бурже, но держал эти чувства в себе. Эмоции прорывались наружу чудными, бледно-лиловыми, почти осязаемыми и необыкновенно вкусными языками. Агни наслаждалась. Она уже знала, что далеко не все люди умеют думать так же вкусно, как ее собственный, личный человек.
-Слушай, прекрати на меня таращиться! - вдруг вспылил Стар. Действительно, вдруг: хотя Агни и наблюдала за тем, как он чувствует, она никак не ощутила прорыва.
-Я тебе мешаю? - удивилась ящерка, приподняв голову. - Я ничего не делаю!
-Ты меня прямо взглядом сверлишь! Я же чувствую! Я из-за тебя вот-вот кляксу поставлю! Тогда все с начала!
-Ты сам виноват, - резонно заметила Агни. - Зачем дотянул до вечера? Можно было еще до захода солнца все сделать.
-Я с его светлостью на инспекцию ездил! Сама же знаешь!
-Ездил, а меня не взял!
-Ах, так вот оно что... Ты же сама не захотела в бутылку лезть!
-А толку тогда?.. Когда я в этом пузырьке, я ничего не чувствую и ничего не вижу.
-Слушай, огонечек, ну не мог же я тебя просто на плечо посадить, верно? Там же люди были! Что они сказали бы, если бы в свите герцога оказался мальчик с саламандрой?
-О тебе и так по всему замку судачат. Сплетней больше, сплетней меньше...
Стар замер. Лопатки его напряглись, обращенная к Агни спина дрогнула.
-Дождешься, огонечек, - пообещал он мрачным голосом. - Водой плесну.
-Увернусь, - пообещала саламандра в ответ.
Стар замолчал. Агни ругала себя за то, что снова завела разговор о сплетнях. Освоить человеческий юмор, сарказм и все такое прочее было делом пары часов, но вот понять, когда и над чем шутить можно, а когда и над чем нельзя... Вроде бы, они эту тему обсудили раз и навсегда и решили больше ее не касаться, ан нет, время от времени все равно проскальзывало. Наверное, Агни просто хотелось побольнее задеть Стара: она действительно сердилась, что он не взял ее с собой на инспекцию, хотя был такой замечательный солнечный денек, и вообще...
Кроме того, когда он сердился, у него действительно мысли становились еще вкусней...
Но не стоит забывать, что люди не саламандры. Если их обижать, они на это реагируют. Это забавно, но ведь у них тогда жизнь становится короче. Агни может видеть это. А ей хочется, чтобы Стар жил долго. Долго-долго. По-возможности, оставаясь Старом, а не превращаясь в какое-то идиотское божество.
Самым трудным было понять, что такое день, а что такое ночь.
Зрение саламандры устроено не так, как человеческое - смотрите, у них и зрачков-то нет. Сплошная синь. Строго говоря, это и не глаза вовсе, а... ну, в общем, много чего. И глаза, и уши, и нос. Потому что кроме глаз и маленькой клыкастой пасти на треугольной мордочке ничего нет.
В общем, как нетрудно догадаться, саламандры света белого не видят. Темной ночи тоже. Зрение у них есть, но все им кажется совсем другим. Так что Агни стоило большого труда понять, почему время от времени люди начинают вести себя как деревья зимой - почти не шевелятся и молчат (ну, во всяком случае, не говорят членораздельно). Единственное различие: люди, в отличие от деревьев, во сне росли. По крайней мере, десятилетние мальчики.
Да, еще трудно было научиться откликаться на собственное имя. У нее ведь сроду имени не было. И привыкнуть к тому, что время так быстро несется мимо - до сих пор Агни время вообще измерять не приходилось. Она просто жила и жила... только иногда становилось холодно и приходилось залезать в деревья, чтобы дождаться тепла. Некоторых саламандр деревья не терпели, выгоняли прочь. Такие сбивались в стаи, но все равно чаще всего в итоге погибали. Агни повезло - то ли она деревья выбирала хорошо (ящерка особенно любила клены: они все были самолюбивые, но в глубине души добрые), то ли умела нравиться, но с ней ни разу такого не случилось. Хотя холодов Агни пережила множество. Может быть, сто. Может быть, двести. Счет - это была еще одна захватывающая штука, которой саламандра научилась от людей. Она очень любила считать - тем более что при желании могла восстановить в памяти все, что угодно, и сосчитать, скажем, количество съеденных ею за всю жизнь мышей - и всякий раз получала немного разный результат.
Определенно, все эти вещи - смена дня и ночи, имена, счет - делали жизнь людей осмысленной. Агни никогда не понимала, зачем им за это цепляться, когда можно просто всласть поноситься по мягкой траве или вздремнуть в каком-нибудь дереве, но мирилась с тем, что им это непременно надо, а то они сходят с ума и постепенно хиреют. Кроме того, если подумать, ей люди по-настоящему помогли...
Это случилось, когда Агни поняла, что стареет.
Саламандры, как уже было сказано, времени не чувствуют. Но однажды они понимают: все, конец. Воздух перестает быть сладким, огонь - вкусным, а мыши - забавными. Никуда не хочется бежать, ничего делать, и даже превращаться в Праздничную Ночь в человеческое существо или, скажем, в белую лань, и заманивать путников в лес на жертвоприношение тоже не очень хочется, хотя, казалось бы, что может быть веселее?.. Тогда одно из двух: либо ты не найдешь ранней осенью, пока они еще сговорчивые, дерева на зиму, останешься одна-одинешенька и тебя заметет снегом, либо ты попадешься на зуб лисе, потому что тебе даже сдачи этой животине давать не захочется. А, ну еще единорог какой может наступить из жалости, чтоб не мучилась. Но это редкость. Единороги, вообще, довольно флегматичные, лишний раз не вмешаются... только людей они ненавидят лютой ненавистью.
Ну вот, саламандра чуяла, что именно такое с ней и происходит. Она прекрасно понимала, что это смерть, но... какая разница? Если раньше она завопила бы от ужаса, повстречавшись в лесу с агрессивно настроенным роем феечек, то теперь, наверное, только слабо вильнула бы хвостом.
В тот год она даже в Ламмасе не участвовала и яиц не откладывала: муторно. Заботиться о них еще потом, выхаживать... Хватит с нее. Зачем вообще все?
Саламандра, лежа у корней старого дуба, - кажется, именно его желудь она в свое время, любопытствуя, зарыла передними лапками в землю, когда была в этих краях, хотя кто знает, - наблюдала за неспешным течением мыслей в собственной голове. Мысли были привычными, спокойными, имели откатанную временем форму. Они походили на дубовые листья, плывущие вниз по реке. Вы ведь знаете, что листья - это мысли дерева?.. Оно зачинает их зимой, пока спит, потом выкидывает весной наружу в едином порыве, все лето доводит до ума, потом наконец сбрасывает и отпускает прочь, чтобы снова остаться легким и свободным. И отрастить новые - а как без этого?
Ящерка чувствовала: вот-вот что-то случится. Например, выпадет снег. Его предчувствие жило в воздухе еще с тех самых пор, когда солнце показалось из-за края земли. Хотя в небе не было скоплений пара, заграждающих тепло, Агни знала, что уже к тому моменту, когда солнце пройдет половину пути, станет гораздо холоднее. И снег начнет рождаться из воды в небесах.
Это будет знаком: зима приходит, жизнь уходит...
А потом был глухой топот подкованных копыт по опавшим листьям и звук голосов в отдалении.
"Люди", - подумала Агни.
Давным-давно, до того, как жизнь изменилась, и саламандр стало больше, люди не боялись приходить в лес даже по ночам. Сейчас они даже днем никогда не появлялись поодиночке. Осенью, правда, слегка смелели, и не зря.
Охота промчалась мимо, даже не заметив прикорнувшую под деревом ящерку. Она уловила: три лошади. Два жеребца и кобыла. На одной ехал большой человек, на других - не такие большие. Может, взрослый и двое детей. Может, мужчина и две женщины.
Лошади ускакали, и довольно долго ничего не происходило. Потом все-таки пошел снег. Он падал маленькими такими звездочками...
Люди появились снова. На сей раз их было только двое, они вели лошадей в поводу и переругивались. Саламандре стало ясно, что это действительно дети, кажется, мальчики... Причем один старше, чем другой. Или нет?.. Ну, во всяком случае, выше.