Выбрать главу

Ганс вышел на балкон, встав рядом с девушкой. Было довольно жарко, и ветер не приносил привычного облечения — он сам был пропитан теплом, словно шел вместе с императором Ристердом на помощь утопающему в трауре королевству.

— Это наводит на мысль, — продолжила Фрона. — Как видимо, императору тоже надоели драконы. Но я боюсь… боюсь, что мы опоздаем.

— Прислушайся к себе, ты всегда его чувствовала…

— Я уничтожу каждого, кто виновен в этом, — сжимая кулаки в жесте бессильной ярости, перебила слугу Фрона.

— Почему-то даже не сомневаюсь, — нервно хихикнул Ганс, обнимая принцессу за плечи. — Уйдем отсюда, не хватало тебе ещё заболеть. В этом месяце солнце особо коварно.

Принцесса послушно шагнула за своим слугой. В замке о Гансе ходили довольно мерзкие слухи, но никто из прислуги еще не набрался смелости высказать все молодому человеку в лицо — все боялись возмездия со стороны наследников престола, которые были буквально без ума от неврастеничного Ганса. Тот же не старался пользоваться своим положением, ровно как и не кичился им, просто выполняя привычную роль жилетки для принцессы в особо сложных случаях. Тогда приходилось вспоминать, что он все же мужчина, брать себя в руки и терпеливо ждать, пока принцесса придет в свое обычное состояние. Это всегда занимало чуть меньше часа, каким бы тяжелым не было происшествие. Но похищение кронпринца, за которого у Ганса болело сердце не меньше, чем у всей королевской семьи, выбило Фрону из колеи сильнее, чем кто-либо мог предположить. Прошло чуть больше недели с трагического приема в честь Алгаи, а известий о принце так и не было.

Король Филандер собирал войско, чтобы направиться на спасение любимого сына, и терпеливо ждал появления императора Ристерда. Тот был известным воином и достопочтенным мужчиной, который с готовностью откликнулся на предложение своего торгового партнера. Нужно было только преодолеть широкий залив и высадиться на берегу Сибхайона, что заняло у тридцатилетнего правителя неделю. Филандер понимал, что предлагать авантюру с нападением на большого и явно взрослого дракона без поддержки интересов будущего союзника было бессмысленно, поэтому главы двух государств заключили довольно простую сделку.

Два года назад империю Деорадхан, расположенную на востоке от королевства Филандера, захватил огонь свержения старой власти. В трущобах задолго до этого были найдены дети почившего двенадцать лет назад императора, до этого момента считавшегося бездетным. Это был пятнадцатилетний темноволосый паренек с обостренным чувством справедливости и двухлетняя вечно плачущая кудрявая девчушка, размазывающая слезы по грязным щекам. Как дети бывшей служанки, со скандалом изгнанной из дворца, были обнаружены заговорщиками осталось тайной, как и то, что девочка — Нуала — не являлась дочерью почившего императора, и только юноша по имени Ристерд был кровным наследником трона. Оборванцев перевезли в большой дом с прислугой и личными учителями, готовя из мальчишки наследника империи, а придворные, недовольные тиранией правящего императора, принялись разрабатывать кровавый план по свержению власти. Как бы то ни было, удалось это им сделать только спустя тринадцать лет, когда Ристерд был в расцвете сил. Мужчина кропотливо находил сторонников в народе, подкупая их своими чувством справедливости, поставленной речью, верой в справедливость и профилем старого императора, при котором так хорошо жилось. За неделю в Деорадхане пролилось крови больше, чем за все время правления Филандера, но тиран был свергнут, и Ристерд взошел на трон. Император прекрасно понимал, что его сестра не имела тех возможностей, которые были у уроженок именитых семей, хотя никто все еще не знал о том, что девушка не могла похвастать голубой кровью. Именно поэтому как только Филандер направил к Ристерду зов о помощи, в котором говорилось, что при благоприятном исходе битвы за честь короны кронпринц Дорос обвенчается с Нуалой, император, не раздумывая, созвал лучших воинов из приближенных отрядов. Но даже сам Ристерд не мог сказать, почему он решил отправиться вместе со своими людьми и сестрой в соседнее королевство, оставив империю на попечение верных советников.

А тем временем Сибхайон готовился к приему гостей. Чтобы хоть как-то отвлечь дочь от грустных мыслей, Филандер наказал ей лично проследить за подготовкой к приезду высокочтимых гостей. Фрона же не могла думать о празднествах, даже подобных, важных для государства и обязательных для любого уважающего себя и гостя правителя — опозорить семью было нельзя. Однако Фрона всё делала нехотя, больше свешивая все обязанности на помощников, которых было даже слишком много — все в замке хотели воспользоваться ситуацией и занять более выгодное положение при дворе. Ей не хватало рядом брата. К тому же она, придя в себя, стала думать так, как учил Дорос — забывая о личном, оценивая ситуацию со стороны. Это было сложно, не так, как получалось при мелких пакостях дворцовых прихвостней. Выходило, что похищение брата было случайным — никто не знал об их споре. Но она понимала, что драконы наделены магией и, возможно, крылатой твари как-то удалось распознать под платьем принца, а если он был убежден, что это была принцесса? Фрона все чаще и чаще винила себя в случившемся, сокрушаясь, что если бы не ее игра, то Дорос был бы сейчас на месте. Голова у неё теперь болела чаще, она меньше улыбалась, больше хмурясь и злясь без повода, даже Гансу пару раз перепало, но девушка тут же извинилась, верный слуга привычно простил. Челядь, видя, что принцесса изволит злиться, старалась притворяться рядом с ней мебелью, а леди и лорды, наконец-то, перестали докучать Фроне вниманием, за которым зачастую скрывалась корысть. Одна единственная придворная дама леди Лиадан, прославившаяся на весь дворец скверным характером и излише длинным языком, без страха могла находиться с принцессой, пусть та хоть вазы о стену бьет — первая фрейлина Фроны была невозмутима в такие моменты. Она уже столько пережила рядом со своей госпожой, что хоть орава наемников-убийц, хоть бесконтрольная ярость, лишь бы внешний вид принцессы соответствовал статусу. И к её чести, выполняла она свои обязанности отлично — Фрона всегда сияла как самая яркая звезда. Вот и в этот раз, озабоченная новыми проблемами принцесса металась по дворцу, отдавая приказы, проверяя сделанную работу, а за ней, двумя расфранченными хвостами, следовали Ганс и Лиадан, не давая той не минуты покоя и свободного пространства.

— Стража укреплена во всем городе; завтра прибудет четыре дюжины отряда лорда Крирта. Эти ребята и мышь не пропустят, не вызнав куда и зачем.

— Дракон не мышь, — устало отозвался Филандер, посмотрев на замершую у окна дочь. Та настояла на присутствии во время совета, и никакими силами отговорить её не удалось. — Стрелы готовы? — спросил король начальника дворцовой стражи. Мужчина кивнул и провел рукой по длинной рыжей бороде — Фрона знала этот жест, лорд Стехк о чем-то задумался и она не ошиблась.

— Столько золота, ради какой-то нелепой легенды. Нужно что-то более действенное. Осмоленные камни, к примеру. Поставить по катапульте на башни и переходы, тогда дракон и не уйдет…

Принцесса хмыкнула, выражая все свое сомнение и, поклонившись совету и отцу, торопливо вышла. Она понимала, что дракон это не какая-нибудь залетная горгулья, которой можно топором череп проломить. Камни против дракона — столовый нож против скалы. Но также понимала, что нельзя надеяться на удачу — никто не знает, с какой целью был похищен Дорос, и никто не мог с уверенность сказать, что дракон не вернется вновь, так что любая защита — хорошо. Утром отец пришел к неожиданному мнению, что всё это может оказаться ловушкой, чтобы заманить рыбу крупнее. Хоть в соседней империи, куда отец направил просьбу о помощи, и установился мир, но враги у неё оставались и много.

Все эти догадки сбивали с толку, вот если бы похититель заявил о себе, сказал, что ему надо, тогда можно было бы предположить с большей уверенностью, чего ожидать. А так, все это лишь домыслы напуганных неподвластной силой людей. Ганс вовсе заявил, что дракон хотел выкрасть принцессу для короля соседнего государства, Арвила. Мысль была совершенно глупой. Но зачастую подобные мысли и оказывались правдивы. Поэтому и у этой идеи был свой пункт в списке возможных мотивов нападения, который составляла принцесса.