— Ты ночью мне сполна отомстил. Не много ли? И кто-то обещал, что месть будет бескровной.
Бадахильдис рассмеялся и рывком утянул колдуна на кровать.
— Насколько я помню этикет, нужно извиниться? — Рука скользнула под рубашку, потом за пояс штанов.
— Да, да, очень нужно, — Крейс чувствовал себя усталым и разбитым, но вполне удовлетворенным. — Но не сейчас. Меня ждут в соседнем городе. Крупный заказ, а из-за тебя я и так слишком долго оставался здесь.
Колдун нагнулся и поцеловал Хильда в губы. Тот с готовностью ответил, но Крейс быстро отстранился, сдержано поправил пояс штанов и сбившуюся рубашку. Он действительно опаздывал, а заказ был архиважным.
— Забери у старосты золотые себе, а с драконом я, так уж и быть, разберусь сам.
— Неужели дракон откажется от золота? — съехидничал Крейс. Деньги ему не помешают, и он был благодарен за этот широкий жест Хильда, хотя и чувствовал себя продажной девкой, которой платят за секс.
— Вы, люди, стрижете всех под одну гребенку. Ограниченные, — дракон демонстративно зевнул и потянулся. Покрывало полностью соскользнуло на грязный пол, открывая вид на чуть тронутое темными волосами тело Хильда. Крейс поспешно отвел взгляд — что бы с ним не вытворял дракон, пялиться на мужчину было неприлично. — Не забудь о клятве. И постарайся не умереть в ближайшее время. Я к тебе еще загляну, — Бадахильдис подмигнул колдуну, когда тот уже выходил из комнаты.
***
Бадахильдис вошел в хижину мага без стука. Если его пропустила наложенная на двери магия, значит, никто не был против его появления. Крейс все еще продолжал брать себе в ученики наиболее способных ребят, хотя с каждым разом набор уменьшался, а колдун сетовал на то, что людской род вырождается и полностью теряет свою связь с магией.
— Ты дома, мой старый друг? — Крейс действительно был стар. Двести с лишнем лет не прошли для колдуна бесследно, хотя тот и поддерживал свое тело в более менее приличной форме с помощью своей все не иссякающей магией.
— Стааская гарпия тебе старый друг, — гаркнул седовласый старик из внутренних комнат, а трое мальчишек, сидящий за продолговатым столом, одновременно втянули шеи в плечи. С годами Крейс становился все сварливее и каждый раз вспоминал недобрым словом Хильда, когда радикулитом прихватывало поясницу.
— Живучий ты, человек, хамишь, как будто бессмертный, — ухмыляясь, Хильд направился внутрь хижины. Он не хотел, чтобы их разговоры слышали подмастерья колдуна, которым не надо было знать, что в гости заглянул дракон.
Крейса он застал за перекладыванием из склянки в склянку магических трав. Колдун мельком глянул на вошедшего в комнату Хильда, но от занятия не оторвался.
— Ты все так же волосат, как пятьдесят лет назад.
— А тебе никак не удается обзавестись сносной бородой, которая могла бы стать частью твоего легендарного образа.
— Не томи, ящерица летучая, зачем пожаловал. Не на мои же сморщенные чресла смотреть, — Крейс улыбнулся, отставил наполненную баночку, в которой тут же поднялась и начала складываться в причудливые узоры светящаяся пыльца.
— Ты же умирать еще не собрался, будет еще время, насмотрюсь. Мне нужна твоя помощь в другом деле. На королевство Сибхайон, что к западу от этих мест, скоро должна лечь непогода. Желательно с ураганами, проливными дождями, затапливающими дороги, но не поля. Тебе лучше меня знать, как сделать так, чтобы король занялся в первую очередь благополучием своего народа, а только потом начал решать остальные проблемы, — Хильд вопросительно выгнул бровь. Крейс задумчиво потер переносицу. За окном последний раз кукарекнул петух.
— Если ты просишь… — колдун тяжело вздохнул. Он привык не задавать лишних вопросов. — Дам задание придумать ход заклинания подмастерьям.
— Без человеческих жертв, — поморщился Хильд.
— Но воплощу его я. Все будет, как ты любишь: точно, аккуратно, вовремя, без нареканий. Видимо, спрашивать, зачем тебе это понадобилось, пока смысла нет. Но я буду ждать подробностей в следующем году, когда ты прилетишь на мое переселение. Заодно захватишь какую-нибудь золотую безделушку из своей нелюбимой сокровищницы с золотом. И мы в расчете. А теперь попрошу тебя откланяться. Сам понимаешь, колдовство — дело тонкое, которое требует полной сосредоточенности.
Бадахильдис понимающе кивнул и, не успев оглянуться, оказался выставленным за дверь. Хорошо, что Крейс напомнил о том, что ему нужно будет помочь перенести весь его скарб в новый дом, иначе дракон бы об этом и не вспомнил, а старый друг, первый любовник среди людей, и просто самый сильный колдун из ныне живущих страшно бы обиделся на Хильда, что привело бы к не самым ужасным, но все же плачевным последствиям.
— Пора домой, — дракон на ходу сменил форму и взлетел. Он хотел успеть вернуться в замок до того, как Дорос ляжет спать, чтобы поговорить с принцем.
========== 10. ==========
Комментарий к 10.
Немного (совсем немного) чуть более решительных действий, переплавленных флаффом, как бонус для тех, кто нас читает.
Дорос, вопреки мнению любимой сестры, имел сильный и непреклонный характер. Может быть, Фрона и догадывалась, что брат потакает ей из любви, но молчала. Дорос не знал наверняка, каким она его видит, когда ему приходится заниматься политикой, решать чьи-то судьбы, юлить и обманывать, чтобы добиться своего. Лицемерие и цинизм для королей — обычное дело, без них, как и без сдержанности и терпения, невозможно выжить, нося корону. Если бы принц узнал, что Фрона презирает эту его часть, он не смог бы продолжать жить как прежде. Поддержка и опора в лице сестры — то, чем он действительно дорожил. Спрашивать сестру напрямую он боялся, ему вполне хватало похвалы отца — неосознанно острой и чуждой мироощущению наследника.
— Ты становишься расчетливее, — улыбался отец, смотря вслед одурманенному сладкой речью Дороса послу соседского короля. — Ты поступил очень умно.
Сын короля молчал. Посол — молодой красивый мужчина — понравился ему, Доросу захотелось большего, а не просто одинаково вожделеющих взглядов. Но если бы он позволил себе слабость, соглашение имело бы для них меньше плюсов. Жертвенность во имя королевства — самый сложный урок, который пришлось усвоить Доросу. Ночами он глотал слезы, позволяя жалости к себе выбраться наружу только сейчас, в темноте и одиночестве, а не завтра не смочь связать и двух слов. Силы прятать все чувства глубоко внутрь не хватало, и Дорос искал пример поведения у отца. Король был холодным с подданными, визирями, послами, четко ограничивая их от себя, не позволяя даже тени гнева коснуться его лица. Но у отца была его женщина: мать Дороса и Фроны губкой впитывала все чувства супруга, когда они оставались вместе без пристальных взглядов заискивающей свиты. Но у Дороса не было любовницы, от которой он бы ничего не скрывал. И, с тяжелым сердцем, юноша понимал — его нездоровая страсть к мужчинам ставила крест на возможности найти такую же родную душу. Принц эгоистично не хотел отпускать от себя сестру, которая видела в нем человека, а не будущего правителя.
Фрона единственная, кто принимал его любым — слабым, злым, усталым, отец же требовал от него силы и благоразумия. Но не всё Дорос мог рассказать сестре. Что скрывать, он больше всего боялся увидеть осуждение и презрение в её глазах. С каждым годом он становился осторожнее, разговаривая с принцессой. Иногда этого требовал отец, иногда обстоятельства, иногда страх. А чаще всего это было слепое желание защитить сестру от самого себя — Дорос чувствовал, как медленно менялся под натиском ответственности, которую возлагала на него тень будущей короны. И как же теперь, в этой просторной золотой птичьей клетке, ему не хватало веселого и высокомерного смеха сестры, он столько хотел ей рассказать, пусть она даже потом осудит.
— Я хочу его, — сказал бы он, утыкаясь в ее оголенное плечо. Фрона перестанет распутывать косы и замрет, ожидая продолжения. — Я хочу своего врага.
Что бы она тогда ответила?
— Так иди и бери его, пока он не нашел новую жертву!
Или:
— Он угроза нашему королевству! Дорос, ты должен…
Фрону нельзя предугадать. А без неё — тяжело. Ему было бы легче, если бы сестра высказала свое мнение, пусть даже отличное от его, разнящееся с внутренним чувством «правильности», основанное не на фактах и логике, а на чистой женской интуиции. Но сейчас он один на один с недостойными желаниями и страхами. Изменить своим клятвам и поддаться соблазну? Нет! Нельзя, он не может! Отец, Фрона, королевство. Он не должен быть слабым. Этот жалкий слуга дракона играет им, просто играет. Улыбки, взгляды, намеки — игра. Дорос тоже так умеет, в его силах поменять правила и заставить Хильда бегать за ним как пёс. Или это всего лишь иллюзия? Он сможет склонить слугу дракона на свою сторону, как делал это с визирями и послами, как подчинял себе слуг одним только взглядом. Дорос знал, как нужно было посмотреть на мужчину, грешного в той же мере, что и он, чтобы тот отдал свою честь ради принца.