— Ты лучше стойко защищай свой зад, — фыркнула принцесса. — Может, муженька себе подыщешь. Я слышала, отец тебе невесту выбирать из соседних начал, так что куй свое счастье сам, пока есть возможность.
Лицо принцессы приобрело серьезное выражение, и Доросу стало не по себе. Фрона, конечно, была веселой, взбалмошной, капризной девушкой, но суть она всегда улавливала подозрительно точно. И знала о скорой встрече с невестой явно не от дворцовых сплетников, а, возможно, от болтливой матери. Однако брат с сестрой рьяно хранили секрет Дороса, заключавшийся в предпочтении принца мужчинам, нежели хрупким дамам, падающим в обморок при виде первой капли крови. Принц не хотел даже думать о том, что мог сделать с ним отец, если бы узнал, что его единственный сын — мужеложец. Наверное, именно поэтому Дорос ограничивался томными взглядами и мимолетными поцелуями с миловидными служащими гостей. Впрочем, те, может, и хотели поделиться своими мыслями по поводу любвеобильности принца, но после встречи с верными гвардейцами принцессы всегда держали рот на замке.
— Идемте, дорогая принцесса, Ваша публика давно заждалась, — Дорос присел перед сестрой в глубоком реверансе и поспешно занял положение за ней.
Спускались в сад они уже под звуки оркестровой музыки, которая извещала о начале более веселого момента приема — танцах. Дорос закатил глаза, прикрывая лицо веером. Главное, чтобы его не успели пригласить на танец, или чтобы Фрона не уступила его какому-нибудь расплывающемуся жиром барону. Принц привык вести в танцах, а все они подразумевали использование двух рук — маскировка могла быть испорчена напрочь. Солнце еще освещало сад, но слуги незаметными тенями проскальзывали к факелам и поджигали их. Близилась ночь. А, судя по предыдущим двум приемам в честь красоты Алгаи, это мероприятие грозилось продлиться до полуночи, если не дольше. Фрона была завидной невестой, Дорос — прекрасным женихом, поэтому сад был полон галантными молодыми людьми и пышущими красотой юности девушками. Однако все по достоинству оценили прошедшего за уверенно шагающей принцессой медленно краснеющего за веером юношу.
— Ваше Высочество! — первым юлой взвился, оборачиваясь назад, Дорос, по привычке реагируя на довольно распространенное обращение к королевским отпрыскам. Фрона также остановилась и обернулась, но более чинно, как подобает принцессе на таких приемах. Перед братом с сестрой стоял высокий смуглый сын посла одной южной страны, который по своему чину не мог претендовать на руку принцессы, но вполне мог себе позволить приударить за ее фрейлиной.
— Можно украсть Вашу прекрасную спутницу? — южанин отвесил низкий поклон, сверкая белозубой улыбкой и россыпью камней в тюрбане.
— Конечно, только Патрис сорвала голос на недавней охоте, поэтому позвольте ей немного помолчать.
Южанин благодарно кивнул и подхватил Дороса под локоть. Принц только успел оглянуться на сестру, посылая в ее сторону гневные взгляды, как из-за угла навстречу чинно прогуливающейся паре выскочила упитанная борзая, никогда не участвующая в охоте. Булочка, а именно так назвал свою любимицу Дорос еще четыре года назад, узнала хозяина сразу и, повизгивая от радости от встречи, бросилась тому под юбки.
— Никак Шайтан вселился в этого пса, — цокая языком и качая головой, сказал южанин, когда толстый зад откормленной борзой скрылся под подолом голубого платья.
Дорос кокетливо замахал свободной рукой, попытался было приподнять юбку, но вовремя опомнился — он был прекрасной фрейлиной с сорванным голосом, а не тем шаловливым в детстве принцем. Булочка же начала вытворять что-то неописуемое, приплясывая под нижней юбкой и крутясь за своим хвостом. Вдруг сад накрыла большая тень, и сын посла, что-то прошептав на своем языке, крикнул теперь уже вполне понятно:
— Бегите! — и бросился под ближайшее дерево.
Дорос обернулся слишком медленно, чтобы успеть разглядеть огромного дракона, тянущего гигантские лапища к нему. Принц мужественно попытался проткнуть когтистую лапу веером, но этот предмет туалета мало подходил для самообороны. А когда дракон взмыл ввысь, Дорос с тоской понял, что находится в клетке из сомкнутых лап летающего монстра, а к ногам боязливо жмется Булочка, жалобно поскуливая.
***
Бадахильдис нервно махнул крылом, отгоняя от себя назойливую сойку — откуда она вообще взялась в этих краях? Птичка, словно признав в драконе родственную душу, настойчиво крутилась рядом, норовя попасть под мощный удар крыльев — её и так сносило от сильных потоков воздуха. Глупая то ли атаковала магическое создание, то ли заигрывала с ним, пытаясь подстроиться под небывало быстрый темп передвижения, время от времени пристраиваясь под передними лапами. Вскоре маленькой пичужке надоело поспевать за странным собратом, и она устало ухнула вниз. Дракон даже извернулся, чтобы посмотреть, не упала ли сойка в кусты. Но нет, внезапная спутница аккуратно села на ветку ближайшего дерева и принялась деловито чистить перышки. Бадахильдис, мысленно попрощавшись с неожиданной подружкой, полетел ещё быстрее. Ему нужно спешить — праздник может окончиться в любой момент и добычу будет достать сложнее.
Сосредоточившись, дракон припомнил портрет юной принцессы Фроны, второй наследницы на трон Сибхайона, и призвал на помощь магию — еле видимая зеленая искрящая нить понеслась вперед, обгоняя своего создателя, зовя его к цели. Ему повезло, что однажды он виделся с юной дочерью Филандера и смог почти в точности запомнить запах её кристальной, напоминающей чистые льды севера, ауры. Тогда принцесса была совсем еще крошкой, крепкой рукой ухватившейся за узды своего ретивого коня. Бадахильдис был уверен — эта особа станет поистине великой, даже в чужой стране она с корнем вырвет власть и заставит всех стоять на коленях. Поэтому-то он не жалел о предстоящем преступлении, которое, хоть и было постыдно для дракона и его положения, предстояло совершить. Он сейчас больше сочувствовал королю Арвилу — коварному и ничтожному человеку, заказавшему такую дивную игрушку в надежде отхватить лакомый кусочек от соседнего государства. Бадахильдис никогда бы не опустился так низко, если бы не нужда — у Арвила хранилась важная вещь, Амулет Неба, мощный артефакт, когда-то давший вымирающим эльфам крылья, превратив их из сынов земли в детей небес. И чем быстрее Амулет окажется в руках дракона, тем спокойнее ему будет за весь свой род — рано или поздно люди могут догадаться, что сила, скрытая в артефакте, способна не только дать бессмертную жизнь, но и забрать. «Слава всем Богам, — думал Бадахильдис, смотря на толстого, отвратительного Арвила, помыкающего своими придворными, — что Небо не сочло его достойным крыльев». Собственно из желания стать вечным, Арвил и охотился за Амулетом и, в конце концов, охота увенчалась успехом. Дракон даже боялся представить, сколько невинных душ было погублено, сколько великолепно обученных воинов не вернулось к своим семьям ради прихоти их короля. И теперь, когда небеса не приняли властолюбца, он решил использовать артефакт по-другому — дразнить им его хранителя, Бадахильдиса. Условием возврата Амулета стало исполнение трех поручений. Стиснув зубы, дракон согласился, деваться ему было некуда: то, что должен был охранять он, охраняет орава головорезов-троллей и черные шаманы Подгорья. Не подобраться, с какой стороны не подойди. Тонкий лучик магической отмычки вызывал оглушающий рев громилы-орка, сидящего как курица-наседка у входа в импровизированное святилище. Дракон с ноткой садистского удовольствия думал, как пришлось повозиться Арвилу, чтобы воссоздать пусть и небольшой, но храм для маленькой побрякушки, не хотевшей работать так, как положено. Больше всего его интересовало как магам короля удалось воссоздать чашу с лунным светом, на дне которой должен был находиться Амулет Неба все то время, пока не был задействован в магических ритуалах.
Первые два задания показали Бадахильдису, насколько человек может быть жаден до чужого добра и самолюбив. Для начала Арвил потребовал три мешка золота — исполнил. В сокровищнице этого добра за глаза, тем более дракон не был падок конкретно на этот драгоценный металл, предпочитая собирать в отдельной комнате необычайно красивые камни и самородки. Второй меркантильной просьбой жадного короля было украсть священную книгу Великих Стражей Жизни в Храме им же посвященном. Видимо, все же, Арвил не отчаивался стать бессмертным. Не знал же он, что в книге той лишь два слова и те неприличные. Стражи всегда славились коварным чувством юмора. А что ещё делать вечным, как не потешаться над глупыми людьми?