— Не важно.
— Важно.
Ристерд все же позволил надежде осесть в его сердце. Иногда вера это всё, что нужно для чуда.
— Почему вы меня удерживаете? — в очередной раз спросил король.
— Ваше величество, мы ждем Бадахильдиса. Не стоит ему мешать. Он дракон, он прощается со своим возлюбленным. Это может занять много времени, у нелюдей все устроено по-другому.
Филандер нахмурился.
— Хорошо, я дам ему ещё немного времени. А вы, тем временем, расскажите, будьте добры, откуда же вы знаете дракона? Вы потеряли моё доверие, император.
— И я постараюсь его заслужить вновь. Поверьте, я вам не враг. Врагом и не был мой дядя, — Филандер остановился и выпрямился, всей своей позой говоря об удивлении в той степени, которая с легкостью переходит в возмущение. — Да, этот дракон мне родственник. Однако не о нашей крови сейчас идет речь. В самой проблеме замешан Арвил, он вынудил Бадахильдиса пойти на похищение. Но поверьте, если даже он выкрал бы Фрону, а именно она была его целью, я не уверен, что он её бы отдал в руки этому… — Ристерд не смог подобрать правильное слово, чтобы выразить всё, что думал об Арвиле. — Скорее всего, он бы просто воспользовался ею, как приманкой. Но не позволил случиться плохому, — торопливо добавил Ристерд, понимая, что своей речью больше уничтожает и так шаткую репутацию Хильда, чем спасает. Надо было исправляться. — В конце концов, он добился своего другими путями, и ему даже не понадобилось привлекать к этому принца.
— Отчего же он сразу не воспользовался другими путями?
Этого Ристерд и сам не знал.
— Даже у таких мудрых созданий бывают неудачи.
— Да уж, неудача. Ценой в жизнь, — лицо короля постепенно принимало непроницаемое выражение, и только горечь, сквозившая в голосе, говорила о его потере.
Ристерд уже собирался сказать, что Дорос не единственный, кто погиб из-за борьбы за власть, но он почувствовал как вокруг него сгустилась сила и замер. Обычно для того, чтобы почувствовать магию драконов, ему приходилось сосредотачиваться. Значит, кто-то постарался привлечь его внимание. Никто кроме Хильда это сделать не мог. После того, как сила ушла, осталось чувство умиротворения. Все хорошо?
— Осталось немного, ваше величество, — Ристерд с трудом сдержался, чтобы по-дружески не хлопнуть короля по плечу. — Идёмте, перекусим чего-нибудь. Надеюсь, наши воины не все запасы еды в замке уничтожили.
— Что-то случилось? — От Филандера не укрылось изменение в настроении мужчины. — Ну же, говорите.
— Я не знаю, что случилось, — честно ответил Ристерд, однако уверенность в чем-то хорошем росло с каждой секундой. — Смею только надеяться.
Только Филандер успел сделать пару тяжелых шагов по направлению к винтовой лестнице, как дверь, распахнувшись, с грохотом ударилась о стену, а из комнаты появился растрепанный, но счастливый Дорос, кинувшийся к отцу, отбрасывая все правила этикета.
— Живой, — сипло прохрипел Филандер, сжимая сына в объятиях.
Ристерд тщетно пытался сохранить лицо, поэтому вышедший следом за Доросом Хильд увидел неподдельное удивление на лице племянника, который в недоумении сверлил глазами вполне себе ожившую тушку принца, которого он успел уже мысленно похоронить как минимум дважды.
— Поразительно, — хмыкнул Хильд, скрещивая руки на груди.
— Ты про свою щетину? — вяло отмахнулся от дядюшки Ристерд и вздохнул. — Приведи себя в порядок, праздник ведь.
Император устал и не собирался больше играть роль чьей-то няньки. Раз хозяин замка вернулся в состоянии полного здоровья и трезвости ума, значит, Ристерд наконец может вздохнуть спокойно и почувствовать себя гостем. И пусть его дерзость Бадахильдис потом ему припомнит и отомстит сполна, это того стоило — надо же как-то выпустить пар от напряжения. Не выгуливать же ему разжиревшую гончую принца, о которой в ходе битвы все позабыли, но которая выла первый день после трагедии, не переставая.
***
Фроне стало лучше впервые за три дня. Она даже поела, пусть и с рук Ганса под пристальным взглядом королевы, но поела. Рядом сидела сестра императора, которая до этого дня смотрела на принцессу Сибхайона довольно хладнокровно, безмолвно поддерживала и тепло улыбалась. Всё ради неё, ради Фроны — как всегда, впрочем. Даже мама, хотя ей намного тяжелее, у неё и сын пропал, и муж ушёл на войну, и дочь истерики закатывает.
— Ристерд не даст случиться плохому, — вновь повторила Нуала. — И у него много друзей среди тех, кто, по мнению многих, друзьями людям вообще считаться не могут.
— Я тебя порой не понимаю, — призналась Фрона. — Если я могу ещё себе доверять, то… Надеюсь, всё хорошо. Ладно, пора спать. По своим комнатам, живо!
Королева устало улыбнулась и взглядом попросила Ганса, Нуалу и Лиадан покинуть покои принцессы. Когда дверь за ними закрылась, она из кресла пересела на диван к дочери и обняла её.
— Прости мама, прости, что я такая.– Фрона поморщилась от собственных неожиданно сорвавшихся с языка слов, и тут же добавила:
— Но не ждите, другой не буду. Я тебя люблю.
— Девочка моя, ты не самое худшее зло в нашем мире. Ты из тех, кто любит без конца и ненавидит всем сердцем. Ты либо станешь над миром, либо сгоришь. Выбор за тобой. Давно тебе это материнское наставление сказать хотела, всё никак не удавалось. А сейчас ты вроде бы слушаешь.
— Не-а, — солгала смущенная Фрона. — У таких замечательных родителей не может быть плохих детей. Обещаю стать замечательной королевой. И пусть только кое-кто мне в этом хотя бы попытается помешать, задушу. — Алгая рассмеялась. — Мам, я никогда не поверю, что он погиб. Если даже мне принесут его тело. — Теплая рука матери стиснула плечо до легкой боли. — Знаешь, я никогда не могла представить его на смертном одре, он всегда выживал как герои в женских романах. А я гибла, по-разному, но всё же. А вот он — нет.
— Так всегда, когда любишь, дорогая, — Алгая украдкой промокнула уголки глаз и поспешно встала. — Тебе нужно отдохнуть. Спокойной ночи, дитя мое.
Королева-мать наклонилась и запечатлела на лбу дочери поцелуй, чего не делала перед сном с момента похищения Дороса. Фрона затворила за матерью двери и тяжело вздохнула. На сердце было легко и спокойно, впервые за долгое время, словно кто-то отпустил нить, стягивающую оковами. Что же это могло значить? Думать о худшем не было никаких сил. Стиснутые до ломоты зубы и побелевшие в кулаках пальцы уже не были необходимы, чтобы взять себя в руки. Все было удивительно хорошо. Фрона ухватилась за спинку мягкого стула и волоком дотянула его до балкона, устраиваясь под крышей.
— Могу я предложить принцессе покрывало? — Ганс, взявшийся из ниоткуда, легким движением накинул Фроне на плечи расписное полотно.
— Отчего на небе столько звезд, которых мы не можем потрогать руками? — Фрона мягко улыбалась, разглядывая горизонт.
Ганс молчал. Что это все могло значить, он и представить не мог. Его принцесса тихо сходила с ума? Его принц жив и невредим? И как все это уместить в одну вселенную с Кито, ни на шаг не отходившего от Ганса, как только тот оставался один? Ганс вздохнул. Все же он привык к громиле, следившему за его передвижениями, и даже немного волновался за его сохранность в битве с драконом.
— Мне кажется, все хорошо, — Фрона повзрослела. Внешне, внутренне. Она каждую ночь во сне теряла брата, закаляясь в своих страданиях, но не прогибаясь под тяжестью траура.
— Моя принцесса, сейчас я как никогда сильно хочу, чтобы вы были вновь правы, — Ганс глубоко поклонился и, повинуясь легкому жесту Фроны, вышел из покоев, оставляя умиротворенную принцессу одну.