- Но...
- Просто полежи так немного.
Шут послушно замер, тяжело вздохнув. Ставрас на него так и не посмотрел, продолжая вглядываться куда-то вдаль, и словно прислушиваясь к чему-то. Не выдержав, Шельм снова позвал его:
- Ставрас...
- Мы едем в Замок Бернсгемм, - произнес тот твердо и опустил глаза на замершего рядом с ним шута.
- Зачем? - искренне удивился тот.
- У них появился дракон.
- И что с того? Я слышал, местный хозяин вполне достоин взрастить у себя крылатое чудо, - продолжал недоумевать шут. - К тому же, ты только представь, как воспрянет духом Веровек, - покосившись на самозабвенно похрапывающего во сне наследника, продолжил он, - сразу снова заважничает и начнет вести себя по-королевски. Нет, если ты уже передумал его перевоспитывать, я не против, но в замке мы рискуем задержаться и...
- Королевич здесь совершенно не причем, - отрезал Ставрас.
Шельм хотел уже дернуться и вообще встать, но растерялся пуще прежнего, увидев сталь в почти желтых глазах лекаря.
- Ставрас?
- С местным драконом происходит что-то не то, что-то странное и... плохое.
- Он... болен? - с замиранием сердца выдохнул шут, не скрывавший, что питает к драконам очень теплые чувства, хотя никогда и не помышлял взрастить одного из них сам.
- Умирает, - отозвался Ставрас и поднялся, утягивая за собой Шельма, которого успел схватить его за локоть. - Седлай Шелеста, а я пока разбужу королевича, - распорядился он.
Но Ландышфуки уперся, заступая ему дорогу.
- Лучше наоборот, - непреклонно произнес шут, не отрывая решительного взгляда от глаз лекаря.
Тот замер на секунду, а потом изогнул бровь, насмешливо рассматривая шута так, словно в первый раз увидел.
- И чего это ты так об этом борове печешься?
- От того это, - бросил шут, еще непреклоннее.
Лекарь хотел было развить тему, но передумал.
- Ладно, - бросил он покровительственно. - Делай, что хочешь. Но предупреди его, что до Бернсгемма остановок не будет.
- Хорошо, - кивнул шут и долго смотрел в спину Ставраса, ушедшего седлать лошадей.
Потом опустился на колени перед Веровеком, спящим завернувшись в одеяло чуть ли не с головой, и попытался растолкать. С первого раза не получилось. Королевич во сне пробормотал что-то неразборчивое, и попытался перевернуться на другой бок, но пальцы шута намертво вцепились ему в плечо, не позволяя этого. Но даже легкая боль не разбудила засоню.
Ставрас, похмыкивая, наблюдал за стараниями Шельма с другой стороны поляны, о чем-то тихо беседуя со своим чудо-конем. Тот, похоже, даже как-то отвечать умудрялся, по крайней мере, вид у обоих был донельзя лукавый, словно два заговорщика собрались обсудить новую шалость. Но Придворный шут никогда не пасовал перед трудностями, лекарь это уже понял, поэтому, не долго думая, склонился к самому уху королевича и тоненьким, женским голосочком почти пропел:
- Верёночек, солнышко, кушать пора, просыпайся, родненький.
Ставрас и Шелест, прекрасно расслышавшие его слова, замерли с совершенно ошалелым выражением на лице и морде. Королевич же смачно причмокнул губами, и пробурчал:
- Не могу маменька, еще капельку сосну...
- Верёночек, но я же так старалась, двух служанок загнала, растолкала ни свет, ни заря, чтобы эти лентяйки кашку вовремя сварить успели. Ну, вставай же, миленький. С ложечки кормить буду, тебе только и надо, что ротик открывать.
- Ну, разве что только ротик, - откликнулся тот и лениво открыл глаза.
И тут же заверещал, словно страхолюдину какую увидел, обнаружив над собой ехидно ухмыляющегося Шельма. А потом и вовсе попытался кинуться на него с кулаками, но тот проворно отскочил в сторону. Королевич бросился было за ним, но страдальчески застонал, хватаясь за поясницу, хотел уже высказать все, что он сделает с заразой шутом по прибытию в Столицу, как с другой стороны поляны раздался дикий "ржач", по-другому и не скажешь, причем на два голоса: человеческий и лошадиный. Кинув туда взгляд, королевич застыл статуей. Шут не стал сдерживаться, и присоединился к гогочущим лекарю и коню. Лицо королевича пошло красными пятнами, он несколько раз как рыба, вытянутая с неводом на сушу, открыл и закрыл рот, а потом обиженно отвернулся, забыв даже рукой махнуть на явно издевающихся над ним спутников.
Отсмеявшись, лекарь утер с глаз выступившие слезы, и покосился на сгорбленную спину Веровека, шумно сопящего, но быстро сообразившего, что с тремя ему при всем желании не совладать.
- Ну что, завтракаем и в путь? - громко вопросил он, затягивая на Шелесте подпругу.
Шельм утвердительно кивнул и полюбопытствовал:
- Кстати, где ты тут родник нашел, не мешало бы умыться, да и каши наварить тоже?
- А, чуть левее от нас, шагов за пятьдесят будет, - отозвался лекарь, отходя от своего коня. - Иди, а я тут пока с наследничком потолкую.
Шут, уже шагнувший в указанную сторону, замер на середине шага и очень внимательно посмотрел ему в глаза. Ставрас скептически хмыкнул. Шельм смотреть не перестал
- Хорошо-хорошо, - заверил лекарь, сдаваясь. - Я буду помнить, что он у нас единственный наследник, - сделав ударение на слове "единственный", произнес лекарь.
Шут смилостивился, поверив, вздохнул и ушел за водой, захватив с собой бурдюк и котелок для будущей каши. Вернувшись, он застал королевича седлающим своего коня под грозным взглядом Ставраса, периодически грозно покрикивающего на него, если тот делал что-то не так. Но, что удивительно, Веровек сопел, пыхтел, чертыхался, но слушался и переделывал, если Ригулти говорил, что работа его никуда не годиться. Шут посмотрел на них, посмотрел и отправился к потухшему за ночь костру готовить завтрак на всех.
Ели молча. Немного отягощали тяжелые, почти болезненные вздохи королевича, у которого ныло все тело, и плохо слушались руки, но он сжимал зубы и, по крайней мере, не стонал. Шельм поглядывал на него уважительно, Ставрас с ехидцей. Но оба помалкивали, щадя чувства и без того измученного парня. В конечном итоге, как оказалось, не таким уж чванливым он был, может, и вышел бы толк из мальчишки, если бы не заласкали его во дворце, ни занежили, ни залюбили. Может ли любовь выйти боком? Конечно, может. Особенно, когда так бездумно любят.
- Ну, все, в путь, - хлопнув ладонями по коленям, бросил лекарь и поднялся.
Шельм встал вслед за ним. Последним поднялся королевич, с трудом подавив тяжкий стон. Правда, на коня ему взбираться все же помогал шут, Веровеку никак не удавалось забраться в седло, не только руки ни слушались наследника, но и ноги. С трудом взгромоздившись, он слегка выбил Шельма из колеи, процедив сквозь зубы сдавленное:
- Спасибо.
Шут так растерялся, впервые услышав от него слова благодарности, что на полном автомате, произнес:
- Да, не за что.
Но вовремя вмешался Ставрас.
- Очень даже есть за что, - отрезал тот, и подхватил все еще растерянного шута, усаживая в седло перед собой.
Шельм проворчал:
- По-моему, ты перегибаешь палку.
- С королевичем или с тобой, милый? - почти пропел ощутимо повеселевший лекарь.
- С обоими.
- Вот как? А как же твоя любовь ко мне?
- Да, сколько можно повторять, что про любовь я никогда не говорил!
- Сколько нужно, столько и можно. То есть, ты признаешь, - выводя Шелеста на дорогу, тянущуюся через лес, продолжил гнуть свою линию лекарь, - что все твои заигрывания со мной были лишь фарсом?