Лекарь переглянулся с бароном и кинулся за ним. Конечно, он понял, о чем речь. Но, во-первых, не знал, что по определению трусливый королевич может оказаться способным на такое ради дракона, а, во-вторых, понятия не имел, что Шельм может быть связан с Веровеком кровью, то есть, фактически является его кровным братом. Но думать уже не оставалось времени. Абсолютно.
Они пересекли вымощенные грубым булыжником двор и вбежали в Драконий Дом в тот момент, когда ведьма читала последнюю строфу своего проклятия.
Шут не успел, был слишком юн, порывист и неопытен. А вот Ставрас сориентировался куда быстрей. Сомкнул пальцы на тонком, женском горле и последние слова так и не сорвались с губ. Ведьма захрипела, загребая воздух черными когтями, в которые превратились обычные ногти, царапала руки лекаря, но тот держал крепко, не обращая внимания на кровоточащие раны.
Мальчишка же, увидев, что его мать пытаются задушить, попытался кинуться на Ставраса со спины, но его с легкостью перехватил Шельм, как нашкодившего щенка, за шкирку. Только тогда королевич, все это время наблюдавший за ними из-за голубого кольца пламени, наспех перевязал оторванным от рубашки лоскутом прокушенную руку, и пламя начало затухать.
- Что здесь происходит?! - вскричал барон, появившийся уже одетым, хоть и расхристанным, собирался он в спешке.
- Как видите, пытаемся угомонить ваших родственничков, - бросил шут и отпустил мальчишку.
Тот кинулся к отцу.
- Папа! Они хотели убить маму и дракончика тоже!
- Зачем ты врешь мне, Демьян? - нахмурился барон. - Драконий Лекарь не может желать смерти дракону.
- Это не лекарь, это шарлатан!
- А королевич, по-твоему, тоже шарлатан? - прошипел Шельм, помогая Веровеку подняться на ноги.
- Да!
И тут взревел дракончик, выгнул спину, расправил маленькие, но уже смотрящиеся довольно внушительными крылья и широко раскрыл пасть. Сын барона юркнул за спину отца.
- Это все они! Они его науськали!
Эрнст вздохнул. И шагнул к дракончику, на жену, горло которой все еще сдавливал лекарь, он даже не взглянул.
- Ну, здравствуй, - и протянул руку.
Дракончик сразу же подставил голову под его прикосновения, и неожиданно для всех тихо, словно котенок, заурчал, правда, более утробно и рычаще. Лекарь улыбнулся, не оборачиваясь, глядя лишь в ведьмины глаза, полные бессильной ярости. А потом заговорил королевич, слегка приведенный шутом в чувство:
- Она сказала, что хочет жить вечно и для этого ей нужно сердце дракона.
Лекарь разжал пальцы. Жена барона закашлялась, хватаясь за горло, и упала на колени, к ней тут же подскочил сынок.
- Когда ты брал её в жены, Эрнст Бернс, ты знал, что она ведьма?
- О чем вы? - ошеломленно повернулся к нему тот, все еще занятый лишь драконом.
- О том, - бросил Ставрас, снимая со стены зажженный факел и тыкая в сторону женщины. Алые зрачки стали видны так отчетливо, что отпираться ни ей, ни её сыночку уже не имело смысла. - Кстати, - как ни в чем не бывало, продолжил Ригулти. - Надеюсь, теперь-то ты видишь, что он лишь её сын, не твой.
- Мартина, как же так? - растерянно прошептал барон, дракончик снова подлез ему под руку, внимательно смотря на застывшую на полу парочку.
- А вот так! - зашипела та. - Я убила на тебя пятнадцать лет. Пятнадцать! Мне нужен был этот дракон. Мне! А ты запечатлел его на себя. Ненавижу!
- Это... этого не может быть... Значит, все это всего лишь ложь. Вся наша жизнь. Вся...
- Они покушались на жизнь дракона и на жизнь королевича, - неожиданно ровным и пугающе спокойным голосом обронил шут, поддерживающий Веровека. - По отдельности оба эти преступления караются смертью, но вместе...
- Наказывать буду я, без суда и следствия, - очень тихо закончил за него лекарь.
Простер руку в сторону ведьмы, не произнося больше ни слова. От тела женщины отделился небольшой шарик, завис в воздухе между Ставрасом и Мартиной, и преобразовался в пирамидку. А потом подлетел к раскрытой ладони лекаря и всосался в неё, словно и не было его вовсе. Ведьма, заворожено следившая за его перемещением, моргнула.
- Мама?
- Нет! Ты не можешь! - даже не услышав сына, кинулась она в ноги лекарю, тот отошел в сторону, глядя на нее с такой брезгливостью, что даже королевич, все еще обессиленный магией крови, передернул плечами.
- Уже смог, - отозвался лекарь, и повернулся к ведьме спиной.
- Что ты сделал? - спросил барон.
- Лишил дара и ведьму, и её отпрыска.
- Сволочь! Дрянь! - не унималась та.
- Теперь они всего лишь простые смертные, без единой доли магии в душе. Их души недостойны её. Что делать с телами, решать тебе, - произнес Ригулти и повернулся к шуту и королевичу: - А вы отправляетесь спать.
- Но... - попытался было возразить Шельм.
- Быстро! - рявкнул Ставрас.
Шельм нахмурился, хотел снова что-то сказать, но его остановил Веровек.
- Да, ладно тебе, Шельм. Пойдем уже, а то, кажется, я сейчас в обморок упаду.
- Только попробуй, - прошипел тот в ответ. - Иначе брошу там, где плюхнешься. Я твою тушу по лестнице просто не затащу.
- Так идем быстрей, - огрызнулся королевич, покраснев, хотя до этого был мертвенно бледным.
И они вместе поковыляли к выходу. Долго пересекали двор, потом с трудом добрались до второго этажа и завалились в какую-то комнату. Узрев кровать, Веровек только и смог, что на последнем издыхании добрести до нее и рухнуть, уткнувшись носом в подушку.
Шельм остался, пошатываясь, стоять в дверях. Перед глазами все расплывалось, и дело было вовсе не в адреналине, хотя и в нем тоже. Просто пока по приезду Веровек был занят разговорами с бароном и предавался чревоугодию, оставленный Ставрасом шут втихаря делился собственной энергией с драконихой, и чувствовал себя сейчас еще более вымотанным, чем королевич.
Осознав, что дойти до соседней комнаты он просто не сможет, Шельм добрел до кровати, на которой развалился королевич и упал рядом. Как там говорится, после нас хоть потом? Вот потом и будем думать, а сейчас спать.
6.
Что испытывает пьяненькая еще со вчерашнего вечера мышка, проснувшись в миске у кота, который с философским выражением на до-отвращения трезвой морде, наблюдает за её потугами вспомнить, что вчера было? Поверьте, ей не позавидуешь. Шельм почувствовал себя именно такой мышкой, проснувшись и приподнявшись на локтях в кровати, на которую завалился не раздеваясь и обнаружив Ставраса, лениво изучающего его помятую мордашку, оперевшись на вытянутых руках на изножье кровати. Шельм нервным жестом пригладил встрепанные волосы и скосил глаза на левую половину ложа, на котором, хоть убей, не помнил, как оказался. Рядом мирно посапывал Веровек. Одно радует, такой же одетый, как и он сам. Может, пронесет?
- Ну, и как спалось, милый? - растянув губы в ехиднейшей из своих улыбок, проворковал Ставрас.
Шельм закатил глаза к потолку, точнее к балдахину, и снова откинулся на подушку.
- Отвратительно, - признался он. - Спал бы еще и спал.
- Так что же проснулся?
- Под твоим взглядом спать невозможно. Тоже мне, ревнивый муж нашелся.
- Извини, дорогуша, но как же мне тебя не ревновать, если искал я королевича, а обнаружил в его спальне тебя? И не только в спальне, но и в одной кровати. И что я должен после этого подумать?
- Что непристойностями в одежде не занимаются, - неожиданно проворчал с другой половины кровати разбуженный их пикировкой Веровек.
- Ой, ли? - весело протянул Ставрас и окинул, перевернувшегося на спину королевича таким взглядом, что тот не выдержал и покраснел, осознав, что его познания в плане непристойностей, судя по всему, не отличаются особой достоверностью.
- Не смущай ребенка, - строго объявил шут.
Ставрас поперхнулся воздухом, Веровек возмущенно засопел и все же обиженно выдавил: