- Ты что, застыл? - шепнул ему Ставрас, утягивая за собой из комнаты.
- Просто задумался, - повинился Шельм. - Смог бы я всю жизнь жить на узлах?
- Хм... знаешь, я бы точно не смог.
- Поэтому прочно обосновался в столице?
- Не совсем. Но поэтому тоже.
Город встретил их тишиной и запустением, что само по себе было странно. Цыгане так же считались ночным народом, поэтому Шельм, впрочем, как и Ставрас, ожидали увидеть несколько иную картину цыганской ночи. Шут поежился. От лекаря это не укрылось.
- Что-нибудь чувствуешь?
- Пока лишь то, что как-то неестественно тихо.
- Ты прав. Идем, - бросил Ставрас и пошел в сторону выхода с подворья цыгана, ставшего для них проводником по дороге снов.
- Ставрас, - легко подстраиваясь под его шаг, полушепотом осведомился Шельм, - а это нормально, что я чувствую себя материальным?
- Конечно, а в чем дело?
- И не ощущаю, что сплю.
- Шельм, считай, мы просто прошли через необычный портал, чтобы проникнуть в город незамеченными.
- То есть, мы переместились вместе с телами?
- Конечно. Причем, начиная с Вересковой пустоши. А во сне того цыгана мы оказались лишь затем, чтобы дождаться, когда за нами последуют наши тела. Теперь понятно?
- Более чем, - отозвался Шельм и мгновенно извлек из магического кулона свой необычный меч, закрепив ножны с ним за спиной.
Ставрас последовал его примеру, но на этот раз вместо двуручного меча в его руках материализовались два парных клинка, которые он тоже убрал за спину.
Шельм восхищенно присвистнул.
- Что же ты со мной не на них спарринговался?
- Пощадил твое самолюбие.
- Зря.
- Теперь знаю.
- Значит, как-нибудь...
- В следующий раз, - отрезал лекарь.
- Да, иду я, иду, - проворчал шут.
- Вот и не отставай. Не нравится мне это сонное царство.
- Не тебе одному. Кстати, я слышал, что все баро равноправны. Где будем искать паршивую овцу?
- Начнем с баронессы.
- Почему с неё?
- Хочу точно знать, есть ли, куда возвращаться нашим девочкам.
- Она её дочь?
- Да.
- Это радует.
- Чем же?
- Ну, Дабен-Дабен окончательно и бесповоротно обосновался в Драконьей Стране на вечное поселение, лишь после того как Палтус Первый благословил брак одного из баро и своей старшей дочери. Так что, если Веровек сватов засылать надумает, мезальянсом это точно не назовут, скорее, уже традицией.
- Думаешь, у него к ней может возникнуть что-то серьезное? Не рановато ли сватов поминать?
- Думаю, она быстро подтолкнет его к простой мысли, что все серьезно и еще как.
- Зачем бы ей это? Кстати, Веровек своего настоящего имени ей не сказал, назвавшись просто Веком.
- Молодец, братец, соображает. То-то я думаю, чего он весь вечер на меня косился? Оказывается, боялся, что сболтну чего лишнего.
- Ага, как же. По-моему, он просто пытался убедить тебя блюсти хотя бы относительную нравственность.
- Вау! А относительную, это как?
- А это как у нас с тобой. Ты домогаешься, я пока позволяю тебе это делать. Ровно до того момента, когда начинаю приставать к тебе сам. Не сказал бы, что это для меня привычное дело, зато позволяет хоть ненадолго увидеть тебя настоящим, а не очередную маску.
- А зачем я тебе настоящий понадобился? - прищурился шут.
- Любить долго и страстно до полной потери вменяемости.
- Твоей или моей?
- Обоих.
- Вау! Я уже хочу быть отлюбленным! - воскликнул шут, сверкая неподдельным восторгом в коварных глазах.
- Ага. Как же, - хмыкнул Ставрас и отвесил ему второй за сегодня подзатыльник. - Опять будешь убеждать меня, что предпочитаешь девушек? А от Дирлин шарахнулся, как от огня.
- Я просто был не в форме!
- Тогда мог бы просто сказать, что устал, а не приплетать меня.
- И вообще, зоофилией не страдаю.
- Что?
- Ну, она же все-таки дракон.
- То есть, по-твоему, драконы тоже, что зверье неразумное?
- Ну... - начал Шельм, но вовремя прикусил язык. Некоторое время шли молча. - Извини, я просто не подумал, - признал свою неправоту шут.
- А, по-моему, очень даже подумал.
- Я не хотел обидеть ни тебя, ни их.
- Но обидел.
- Прости.
Шельму на самом деле было стыдно за себя, у него даже щеки порозовели, и он меньше всего ожидал от Ставраса маленькой подлости именно сейчас.
- Поцелуешь, прощу, - с непроницаемым каменным лицом выдал тот, вволю полюбовавшись на поначалу вытянувшуюся мордашку шута.
- Ставрас! - праведно возмутился Шельм, словно белошвейка, уличенная в чем-то ужасно непристойном.
- Что Ставрас?
- Ты дурачишься!
- Нет. Просто учу одного безразумного мальчишку уму разуму.
Шельм насупился, прошел вслед за лекарем несколько шагов, вздохнул, осмотрел окрстности. И только убедившись, что их никто не слышит, капитулировал:
- Прости. Я понял. Был неправ.
Но и тут Ставрас остался верен себе. Они никак не отреагировал на это признание. Молча топал в одном ему известном направлении, слыша как недовольно сопит у него за спиной шут. Резко затормозил, прогнорировав, когда Шельм, погруженный в раздраженные мысли о скотстве некоторых товарищей лекарской наружности, налетел ему на спину. И коротко произнес:
- Мы пришли.
Они оказались у добротно сколоченных ворот, за которыми не наблюдалось ни единой живой души. Конечно, цыгане жили обособленно и всевозможные преступления в их кругу строго карались. Но никто и не говорил о стороже или страже, во дворе, куда они свободно прошли, на них не тявкнул ни единый бобик. Хотя обычно у цыган на подворьях всегда имелись сторожевые псы.
- Не нравится мне это, - пробормотал Ставрас почти про себя, крадучись пересекая словно, вымерший двор.
- И правильно, - отозвался идущий за ним след в след Шельм. - Здесь разит магией, чувствуешь?
- Нет, но догадываюсь.
- Не чувствуешь? - удивился шут.
- Ночью мое восприятие несколько смещается, - отозвался Ставрас и, проскользнув мимо крыльца, обошел хозяйский дом сбоку. Ни в одном из окон свет не горел.
- Они все на втором этаже, - неожиданно прервал его раздумья голос шута, подкравшегося к нему совсем близко.
- Чувствуешь?
- Слышу.
- Они говорят?
- Нет. Но, думаю, стоит взглянуть поближе.
- И как ты предлагаешь туда взобраться? - поинтересовался Ставрас, разглядывая нижнюю часть дома, выполненную в виде корзиночного плетения, но гладкого и без выступов.
- Подсади меня, - скомандовал шут и легко подтолкнул Ставраса к стене.
Лекарь подчинился. Уперся руками и ногами, и шут легко взлетел ему на плечи, схватился за какой-то верхний выступ, и подтянулся, замирая на небольшом козырьке крыши первого яруса дома, выполненном все в том же корзиночном виде. Все же эти волшебные цыганские корзинки поражали воображение, и как только они умудрялись в них переживать зимние холода? Хотя зная, как они трансформировались в повозки, можно было бы предположить, что и тут не обошлось без особой цыганской магии.