- То есть, номинально в её постели ты присутствовал, но фактически...
- Да, нет. И фактически тоже. Я не настолько альтруистичен, должен же я был знать, ради чего стараюсь, - криво усмехнулся шут и тут же хитро прищурился: - Ревнуешь?
- Ага. Нещадно. Так что там с королем?
- Да, ничего. Я за тобой в тот вечер потому и таскался, как банный лист приклеенный, знал же, что при тебе он меня трогать не рискнет. Но когда ты сам предложил, он, конечно, за эту идею всеми конечностями ухватился. А с турниром вообще случайно получилось. Я и вспомнил-то о нем, только когда тебя у конюшен увидел. Королева, конечно, опасная женщина, но поспорила она со мной на неделю молчания, а уж с этим проблем бы точно не было. Я уже начал прикидывать, как можно было бы шутить без слов, знаешь, даже как вызов своему шутовскому искусстку воспринял. Но мне за плети так обидно стало, вот я тебя и припряг под шумок, - покаялся Шельм и прикрыл глаза. - Злишься?
- Хм, на дураков злиться, себя не уважать.
- Угу. Я - дурак, кто же спорит?
- Вообще-то, я себя имел в виду.
- Ага. Любовь до гроба, дураки оба, - Шельм приоткрыл глаза и немного грустно улыбнулся. - Летать хочу. Возьмешь?
И Ставрас не смог ему отказать.
- Кстати, - рассекая мощными крыльями воздух иного мира, Ставрас неожиданно продолжил разговор, начатый еще в спальне. - Знаешь, драконы редко в естественной среде задумываются о таких предметах обихода, как одежда.
- И что с того? - немного рассеянно отозвался Шельм, восседающий у него на спине и жадно рассматривающий окружающий их необычный пейзаж.
Начнем с того, что в этом мире небо было не ультрамариново-голубое, а нежно-сиреневое, по крайней-мере ночью. Так еще на нем, усыпанном тусклыми звездами, висели сразу три луны, причем все разных цветов и размеров. Самое крупное, а, значит, и самое близкое к этому миру ночное светило было красноватого оттенка, то, что посередине, зеленоватого, ну, а самое дальнее, нежно-голубого. Красиво и завораживающе.
Шут свесился вниз, чтобы взглянуть на землю под ними, но не успел, его отвлекли слова Радужного Дракона про одежду его сородичей. Действительно, если дракон не принимает человеческую форму, зачем ему одежда? Да и если даже принимает, то все равно, если рядом нет настоящих людей, она ему тоже ни к чему.
- Но при этом, как я уже сказал, драконы очень редко, только в исключительных случаях обнажают перед сородичами брюхо.
- Все-таки рещил разоткровенничится, - обрадовался Шельм и сразу же задал наводящий вопрос: - И почему же? Неужели, такие стеснительные?
- Это что-то на уровне инстинктов. С брюха мы наиболее уязвимы, понимаешь? Поэтому, обнажить его перед другим драконом - приблизительно то же самое, что в вашем случае с головой и той частью тела, что отвечает за репродуктивную функцию. Первую вы защищаете всеми силами чуть реже, а вот вторую всегда, первым делам хватаясь именно за нее, ну, или в клубок сворачиваясь, чтобы не достали.
- То есть, у вас прилюдная, точнее придраконья демонстрация брюха считается чем-то неприличным?
- Нет. Просто это один из косвенных признаков доверия к партнеру.
- А есть и не косвенные?
- Есть, - отозвался Радужный и заложил крутой вираж.
Шут сильнее впился в жилистую шею руками, а в чешуйчатые бока ногами, ощущая, как сердце сладко ухнуло в пятки.
- Как же здорово! - перекрикивая свист ветра в ушах, прокричал он и расхохотался от восторга. Ни дать, ни взять, мальчишка!
Ставрас хмыкнул и, поддавшись порыву, дохнул: но не пламенем, что порой вырывалось из глоток Рубиновых драконов, и даже не снегом со льдом, что иногда выдыхали Сапфировые, а какой-то волшебной радужной дымкой, искрящейся в свете целых трех лун.
- Что это?! - изумленно воскликнул Шельм.
- "Северное сияние". Мой дар и мое проклятие. Так что, не ты один считаешь то, чем наделен с рождения, проклятым даром.
- А что оно делает?
- Сейчас ничего. Просто радует глаз. Но, когда я злюсь, лучше тебе не знать.
- Но...
- Лучше один раз увидеть, Шельм, чем тысячу раз услышать, - отделался старой мудростью Ставрас, уже жалея, что открыл ему эту сторону своей Радужной ипостаси. И одобрительно отметил про себя, как шут у него на спине весь напрягся, словно взведенная тетива, когда услышал его слова, которые можно было понять двояко.
- Ты собираешься с кем-то сражаться?
- Нет. Поэтому я искренне надеюсь, что ты никогда не увидишь мое "Северное сияние" в действии.
- Не увижу и хорошо, - с ощутимым облегчением выдохнул Шельм, и сам не понял, как распахнул глаза уже в их со Ставрасом общей постели. - В чем дело? - изумленно заморгал он.
- Кажется, что-то случилось, - подал голос Ставрас со своей половины.
Дверь распахнулась настежь и в её проеме застыла довольно громоздкая фигура.
- Веровек?
- Мы уезжаем!
- С чего это вдруг?! - праведно возмутился шут.
- Просто уезжаем и все! - ничего не объясняя, повторил королевич и с места не сдвинулся.
- Да, ладно тебе. Кто же на ночь глядя срывается? - вновь попытался вразумить его Ландышфуки.
- Поднимайся, Шельм.
- Но, Ставрас!
Один взгляд и шут с мученическим вздохом скатился с кровати вслед за немногословным лекарем, быстро оделся и поплелся на выход. Но все равно, протискиваясь мимо застывшего в дверях Веровека, сделал страшные глаза в его сторону и прошипел, убедившись что Ставрас, ушедший вперед, его не услышит:
- Придется объясниться, братец.
- Объяснюсь, - отрезал тот таким тоном, что Ландышфуки чуть не подавился уже пришедшей на язык остротой.
Да, чтобы довести Веровека до такого состояния, нужно очень постараться. Интересно, и кто бы это мог сделать?
11.
Шелест разве что копытом у виска не покрутил, когда вся троица заявилась к нему в стойло до рассвета. Причем, Ставрас все же додумался записку для мадам баронессы черкануть, а то бы так и уехали не попрощавшись.
Во дворе все еще продолжалось гулянье, правда, уже вяло и без того огня, что был вначале. Да и костер, не так давно вздымавшийся до небес, прогорел и доживал последние часы уже почти не дающими жара углями. Сборы много времени не заняли. Всего и понадобилось, что лошадей оседлать. У Ставраса мелькнула мысль лично позаботиться о плененном масочнике, но Шельм вовремя уловил её, не даром они с ним теперь были связаны, и капризным голоском протянул, оставшись верным себе.
- Ты лучше меня, как зеницу ока береги, а не о посторонних мужиках заботься, милый!
- Зачем это? - нахмурился лекарь, не считающий, что судьба коварного врага повод для юмора и шуток.
- Затем, - наставительным тоном пояснил Шельм, - что если я умру, мои нити умрут вместе со мной, и Лютик легко избавится от пут. Но пока я жив, сделать это при всем желании и даже при помощи извне, не сможет. Я затянул их на нем специфическим узлом. Такой не скоро найдут, даже если попытаются.
- То есть, по-твоему, я зря беспокоюсь, и его и без нашего участия доставят в Столицу?
- Я думаю, что у нас есть дела и поважней.
- Какие, например?
- Ну, кроме того, что тебе Веровека еще учить и учить, лично я бы не отказался узнать, какая сволота потрошит драконьи кладки и яйца распродает по сходной цене.
- Ты прав, - коротко кивнул Ставрас, легко взлетел в седло топчущегося рядом с ними Шелеста и протянул руку замешкавшемуся шуту.
- Ну, чего ты? - Ворчливо вопросил Ригулти.
- Да вот вспомнил про твое неприкосновенное брюшко, - хмыкул шут и поднял на лекаря глаза. - Я мог бы взять одного из коней баронессы. Не думаю, что она оскорбиться.
Ставрас все еще молчал, поэтому шут занервничал.
- У меня есть деньги, могу ей их оставит, только боюсь оскорбить.
- Нет, - отмер лекарь, наконец, придя к какому-то решению. - Мне будет спокойнее, если за тобой буду присматривать не только я, но и Шелест. - И снова настойчиво протянул парню рукою