- Как я ему скажу, что масочник?
- Так же, как сказал мне.
- Ты другое дело.
- Почему?
- Потому что... там ситуация была, когда нельзя было не сказать, а тут...
- Так не говори. Скрывал же ты свой дар все это время, причем весьма успешно скрывал. Так что, вряд ли он поймет, если ты сам ему не скажешь.
- Я не могу. Не могу так, - в голосе шута появилась обреченность. Ставрас глубоко вздохнул и протянул к нему руку.
- Иди ко мне.
- Зачем? - а вот теперь вопрос прозвучал настороженно.
Лекарь усмехнулся.
- Не беспокойся, никаких непотребств. Просто погреться хочу, да и спать маленьким мальчикам давно пора.
- А взрослым дяденькам? - бирюзовые глаза шута хитро прищурились.
Ставрас так же хитро улыбнулся в ответ.
- А взрослым дядечкам спокойнее, когда некто очень беспокойный и создающий массу проблем, мирно сопит под боком, а не шастает неизвестно где.
- Я не собирался никуда отходить, - запротестовал шут.
Но лекарь перестал улыбаться, коротко вздохнул и повторил уже серьезно:
- Не важно. Понимаю, что когда я в этом виде, это может выглядеть как-то двусмысленно, но если бы ты по-чаще вспоминал, что я могу выглядеть иначе, то проще относился бы, я думаю.
- Ага. Забудешь тут. Как же! Да и теплее было бы, - мечтательно протянул он, укладываясь рядом. И словно воочию представляя, как Ставрас укрывает его от холода ночи своим перепончатым крылом. Надо же! Дракон. Настоящий дракон у него, масочника.
Ставрас лежал позади него практически неподвижно, когда спросил:
- Почему ты боишься сказать ему? Страшно, что отвернется?
- Я не знаю. Просто, я так давно скрывал это в себе, что кажется странным делиться с кем-то, - отозвался шут отстраненно. - А знаешь, что самое смешное?
- Не знаю. Расскажи.
- Вот вы все рисуете масочников, как этаких монстров и все такое прочее, а мы... мы были самой обычной семьей. Нет, честно. Никто нас не воспитывал злодеями или еще кем, да и не были мы ими... по крайней мере, до посвящения, - последнее Шельм прошептал совсем беззвучно, но Ставрас все равно расслышал, не в звуках, в мыслях.
А потом мальчишка вытолкнул его из себя. Лекарь замер за его спиной, словно человек, внезапно наткнувшийся на стену. Но, опомнившись, резко прижал к себе так, что дыхание перехватило.
- Ставрас! - сдавленно возмутился шут, но тот по-звериному рыкнул и зарылся куда-то ему в затылок, выдохнув:
- Не делай так больше.
- Я не хочу, чтобы ты видел! - запротестовал Шельм.
Ставрас понял, что с масочником надо быть аккуратнее. Он не такой легковерный, каким мог бы оказаться человек одного с ним возраста. Значит, надо как-то иначе все объяснить. Поэтому он с трудом заставил себя отстраниться. Дракону было физически необходимо чувствовать своего человека, раз ментально тот его к себе не подпускал. Разрыв прямого физического контакта грозил Ставрасу развоплощением, потому что подсознательно он понимал, если бы рядом с Шельмом он лежал в своей истинной форме, тот бы так не дергался. И не воспринимал бы его действия как нездоровые домогательства. Но он убедил себя в том, что он опытный и даже старый, он выдюжит, удержится на самом краю и не сорвется в развоплощение, пока мальчишка снова не впустит его в свою душу.
- Ты знаешь, что это считается невозможным, разорвать установленную запечатлением связь между драконом и человеком?
- Я не разрываю, я просто не хочу, чтобы ты смотрел сейчас.
- Почему? Не доверяешь?
- Нет. Доверяю, просто...
- Шельм?
- Это больно... - зашептал шут, и в его голосе зазвенели невыплаканные детские слезы. Лекарь вскинул руку в непроизвольном порыве обнять. Эх! Было бы вместо нее крыло, было бы так просто. Но Шельм вдруг сам придвинулся к нему, и так остался лежать, плотно прижавшись спиной к его груди, словно крадя удары сердца, словно заставляя свое собственное биться с ним в унисон. - Я не хочу вспоминать, - пробормотал он, сминая в пальцах край одеяла, на котором они оба лежали.
Ставрас тяжело вздохнул, сбросил оцепенение и тихо произнес:
- Не нужно, если не хочешь. Но больше не выталкивай меня так, это напрягает, знаешь ли. А я уже слишком стар для таких потрясений. Что будешь делать, если скончаюсь от инфаркта?
- Привяжу ниточки и буду дергать, чтобы шевелился и не вздумал концы отдать, надо же оправдывать свою маску, - хмыкнул Шельм.
Пальцы, стискивающие покрывало до побелевших костяшек разжались. Дыхание, сбившееся от неприкрытости чувств, начало выравниваться, и он постепенно расслабился, снова доверчиво принимая тепло, которым делился с ним Радужный Дракон.
- Впусти меня, - попросил Ставрас, - Мне не нужна твоя память, сам расскажешь, если захочешь. Я просто хочу слышать тебя.
- Зачем?
- Мне так спокойнее.
И шут впустил, снова открывая ему доступ в свое сознание.
- Знаешь, это ужасно непривычно осознавать, что теперь все время под присмотром.
- Ничего, привыкнешь.
- А если не привыкну?
- А вот "если" быть не может.
- Почему это?
- Потому что ты сам с каждым днем все больше открываешься передо мной, Шельм Ландышфуки.
- Угу. Только ты передо мной открыться не спешишь.
- Откроюсь, не переживай. Чуть позже.
- А почему не сейчас?
- Еще не дорос, - отрезал Ставрас.
Шельм возмущенно засопел, но возникать на эту тему больше не стал. А потом, уже засыпая, все же пробормотал:
- А полетаем еще?
- Полетаем. Если ты заснешь, наконец.
- Да, сплю я, сплю...
Но полетать им опять не дали. Правда, виной всему был на этот раз вовсе не Веровек, сам подскочивший, словно ошпаренный, когда чуть в отдалении раздался мелодичный, совсем не волчий вой. Вот это-то и испугало, вынуждая волоски на коже встать дыбом, и проснуться, невзирая на усталость.
- Что это? - полушепотом выдавил из себя королевич, хватаясь за меч, который теперь всегда клал рядом с собой.
- Чумрики, - равнодушно отозвался Ставрас, но за меч хвататься не стал.
Шелест, стоящий у березы рядом с нервно прядущим ушами конем Веровека, покосился на него и фыркнул, словно насмехаясь над дичью, возомнившей себя хищником.
- Кто? - изумленно выдохнул Веровек, название живности ему показалось весьма глупым и каким-то даже безобидным.
- Большие луговые собачки, - пояснил вместо вставшего на ноги лекаря, шут, оставшийся сидеть на одеяле.
- И что?
- И то, что они размером со взрослого медведя, имеют на каждой лапе солидный набор когтей и, в отличие от своего полу крысиного лугового сородича, плотоядны.
- Так чего же ты сидишь тогда! - возмутился Веровек и словно в ответ вой повторился, но уже совсем близко.
- Жду, когда подойдут ближе, - каким-то до безобразия ровным голосом, произнес Шельм.
Веровек окончательно растерялся и, подойдя к лекарю, вопросительно заглянул в глаза.
- Не беспокойся. Если Шельм спокоен, значит, знает что делает.
- Ты в этом так уверен? - недоверчиво покосился на шута королевич.
- Уверен, - убежденно отозвался лекарь.
- Что нам делать, пока он тут медитирует?
- Уже ничего, - криво улыбнулся Ставрас.
И даже не отшатнулся в отличие от Веровека, когда прямо перед ними из темноты вынырнула оскаленная морда с жуткими саблевидными передними резцами. Зверь коротко рявкнул и всей тушей плюхнулся прямо под ноги лекаря, заискивающе завиляв лысым куцым хвостиком.
- Ну, вот видишь, - наставительно произнес лекарь, протягивая руку и, словно собаку, гладя предводителя чумриков по голове, покрытой темно-бурым мехом.
Тот с готовностью подныривал под ладонь, напрашиваясь на ласку. Рядом топтались такие же здоровые, мохнатые твари, действительно, чем-то похожие на луговых собачек. Но Веровек, казалось, его даже не услышал. Он смотрел только на Шельма. Прямо из тонких, обманчиво хрупких пальцев шута ко всем зверям тянулись серебрящиеся в свете луны и звезд нити, такие невесомые, словно паутинка, но кажущиеся слишком нематериальными и невинными, чтобы быть таковыми на самом деле.