За Канингемом она всегда закрывалась с вежливым глухим стуком, правда, после некоторой борьбы.
Самым драматичным, как правило, было появление Кордис. Когда она входила, дверь не просто скрипела, ее душераздирающий вой напоминал о стонах и воплях узников в страшных подземельях. А захлопывалась или с диким грохотом, который мог означать окончание камнепада, или с тупым и безнадежным деревянным стуком, с которым было бы вполне прилично закрыть крышку гроба.
Наире дверь обычно жаловалась, распевно и тягуче надрывая участливое сердце стенаниями о тяжелой доле.
Для Лиски дверь всегда скрипела по-разному. Это был то высокий визгливый перепев, то сухой скрип, от которого ныли зубы, то укоризненный выговор на самых низких басовитых нотах, после которого становилось совестно за дурное поведение...
Наконец лук закончился, весь порезанный был сложен в большое блюдо и накрыт сверху широкой тарелкой. После этого Лиска прошлась по кухне с холодным мокрым полотенцем, размахивая им во все стороны, и спустя некоторое время уже хотя бы не драло глаза. Девушки начали чистить вареные яйца для начинки в пироги. В этот момент завыла дверь -- надрывно, отчаянно. Это могла быть только Кордис. Лиска вспомнила ее вчерашний уничтожающий комментарий и с расстройства даже выронила из рук уже совершенно очищенное яйцо. Тут под ногами мелькнул чей-то хвост. Поскольку пока никто не успел крикнуть: "Нельзя!" -- падающее со стола было ничье, оно обычно как раз по этой причине до пола не долетало. Не долетело и в этот раз, так что вполне можно было считать, что ничего не падало.
-- Боже, какая вонища! -- сказала магичка, перешагивая через порог. -- Вы бы хоть проветрили что ли! Без слез не войдешь. Здравствуй, Лестрина, пойду у Дариана посижу, пока тут повыветрится....
И удалилась... И слава тебе, Господи! Девушки переглянулись и вполне довольные тем, что придется обойтись без некоторых очень полезных советов, продолжили свои кулинарные подвиги.
Наконец, намаявшись на кухне, обе по самые уши в муке, девушки отправили последний пирог в печь и, решив, что пока хватит, отправились к себе передохнуть и переодеться. В кухне к этому времени были Верилена и еще одна пожилая магичка из Ойрина, и вполне можно было оставить все на них.
Они едва успели дойти по коридору до лестницы на второй этаж, как им навстречу из Дариановой комнаты, горячо споря на ходу, появились Кордис с Дарианом. Было видно, что Кордис донельзя сердита, а Дариан, будучи, как всегда, терпелив и доброжелателен, тем не менее не настроен сдаваться.
-- Вы с ума сошли оба. Мало ли кому взбредет в голову отправить сюда ребенка учиться, всех надо брать?! У нее что, способности необыкновенные?
-- Нет, Кордис, о способностях ничего не известно, может быть, и есть. Она недавно осталась без матери, а ее отец Бройн -- старинный друг Канингема...
-- Сирота и дочь приятеля -- это не талант и не повод брать в ученики еще одну девицу. Ей лет сколько?
-- Двенадцать.
-- Сколько?!
-- Двенадцать, -- Дариан говорил одновременно очень вежливо и очень твердо.
В этот момент в дом вошел Канингем, держа за руку робкую темноглазую девочку с вьющимися волосами, заплетенными в толстую косу, и направился к спорщикам. Дверь открылась и закрылась в этот раз совершенно бесшумно. Кордис стояла к ним спиной, громко выговаривала Дариану свое недовольство и вошедших не видела.
-- Вы понимаете, что делаете? Здесь ведь не сиротский приют, нянек нет, и приглядеть за ребенком будет некому.
-- Она вполне самостоятельная и неглупая девочка...
Она посмотрела ему в лицо одним из самых своих ехидных и скептических взглядов.
-- Именно это я и имею в виду. Представь себе, я знаю, с какого возраста девочки становятся самостоятельными, а с какого -- умными...
Лиска увидела, как сжалась эта и без того небольшого роста застенчивая девочка, вспомнила еще свой вчерашний стыд, и ее с головой захлестнула такая злость, что, будь у нее сейчас что-нибудь в руках...
Кордис предостерегающе подняла в Лискину сторону палец, не спеша повернула к ней голову, холодно посмотрела на нее в упор и сказала:
-- Потерпи. Прибереги страсть для работы. Концентрированная ненависть бывает очень хороша для прохождения некоторых "щелей".
Тут она заметила Канингема, обернулась к нему и увидела наконец ту, о ком только что так неласково говорила. Она молча разглядывала ребенка некоторое время, потом подняла глаза на Канингема, и Лиска совершенно ясно услышала, что она ему сказала, хотя вслух не было произнесено ни слова. Канингем в ответ только улыбнулся в бороду. А Кордис сухо и сдержано спросила девочку:
-- Как тебя зовут?
Та, не поднимая глаз, тихо ответила:
-- Фрадина.
Кордис несколько мгновений помолчала, а потом велела:
-- Тебе нельзя будет пока выходить из дома больше чем на сто саженей вокруг, пока я не разрешу. Ни в коем случае. Поняла?
Фрадина так же тихо и не поднимая глаз кивнула:
-- Да, хорошо.
Кордис опять посмотрела на Канингема, и Лиска вновь явно услышала, что она сказала. А вслух прозвучало:
-- У меня сейчас куча дел, ухожу, встретимся ближе к вечеру, пока.
И вышла. Как хлопнула за ней дверь! Казалось, сейчас дом развалится...
Канингем подмигнул Дариану и передал подопечную девушкам.
-- Это Фрадина. Она будет здесь жить. Я думаю, вполне подойдет комната рядом с вашей. Остальное вы сами сообразите лучше меня.
И он удалился по своим важным делам, оставив девочку их заботам.
Девушки, за последнее время изрядно соскучившиеся по людям моложе сорока лет (в ближайшем окружении из таких был один только Дариан) были очень рады новой соседке, а недоброе отношение к ней Кордис расположило их к Фрадине еще больше.
Они немедленно познакомились с ней, наговорив кучу всяких подходящих к случаю приветственных слов, и повели наверх показывать ей дом и ее комнату.
У Фрадины были мягкие маленькие руки и приятные черты лица. К ним очень шли чуть курчавые черные волосы и карие глаза, которые были такими темными, что казались вишневыми. Глаза ее были грустными и серьезными, и Лиске захотелось немедленно сделать для нее что-нибудь хорошее. Они с Наирой тут же застелили ей постель, пристроили в шкаф ее небогатое имущество, состоящее из небольшого узелка и пузатой кожаной сумки, принесенной Канингемом, и повели ее на кухню знакомиться с особенностями местной кулинарии и образцами местного хлебосольного гостеприимства, а заодно уж и с бессменным сторожем всех местных припасов, который в праздничные дни из кухни практически ни на минуту не уходил. Так уж получалось, что сначала его не отпускал оттуда голод, а потом, как бы это правильно сказать, несколько излишняя сытость. То есть добрести до выхода из кухни, шаркая брюхом по полу, он еще мог. Но дальше был порог, а куница -- не самый длинноногий зверь на свете... А к тому времени, когда он уже мог перевалиться через порог, опять давал о себе знать голод.
Едва только Фрадину усадили за стол, уставленный пирогами и плюшками, как снова заскрипела дверь (в этот раз сразу на несколько голосов, с затейливыми переливами) и в дом впорхнули астианки.
-- Ах, как пирогами пахнет!
-- Чудесно!
-- Ой, девочки, как мы давно не виделись!
-- Лисса, Наира, когда вы это столько наготовили?!
-- Верилена, дорогая, мы синь-травы принесли.
-- И Лестрина уже здесь, как хорошо! Скоро и Лерайна прибудет.
-- А у вас здесь новенькая девочка? Какая прелесть!
-- Как тебя зовут?...
В кухне вдруг стало очень шумно, и весело, и очень тесно. Их жизнерадостный щебет сразу же наполнил собой весь дом по самую крышу. Они ахали, удивлялись, спрашивали и рассказывали. Перебирали и разглядывали всю кухонную утварь и снова ахали, что все здесь по-прежнему и как это хорошо, что они снова здесь! И как они долго вспоминали это чудный дом! И как здорово, что они тоже здесь будут жить! И как заметно подрос Руш, и он, наверное, совсем взрослый по звериным меркам. А ведь еще и мальчики должны прибыть, наверное, скоро, им Лерайна рассказывала....