-- Я на их вход-выход наложил запретительное заклятие. Оно должно действовать, по крайней мере, несколько часов. Судя по тому, как быстро они убрались, большой силы их хозяин пока в себе не чувствует. Однако поручиться за спокойствие, к сожалению, уже нельзя, и медлить не стоит.
Он взял под уздцы своего коня и кобылу Тайгора и направился к стоянке, оставив Левко разбираться со своим "сокровищем". Разбойничья лошадь последовала за магом, решив, как видно, не оставаться в одиночестве в темном лесу.
Левко постоял с минуту, глядя на своевольное создание и раздумывая. Как-то все совсем непросто с этим конем. Ну, будь что будет... Он прошел мимо своего жеребца, будто и не замечая, как тот радостно притопнул передними копытами, завидев хозяина, и проронил через плечо, ни к кому особенно не обращаясь:
-- Не знаю, как с тобой и разговаривать теперь. Ты у нас парень вольный, сам себе голова. Вот сам себя и води куда хочешь.
Он подошел к Велехову Ветру, ласково поворошил его гриву и повел к стоянке, сосредоточенно выискивая между кустов и деревьев мерцающую искру костра. Рыжик пошел следом и всю дорогу пытался оттереть от хозяина чужую лошадь и поминутно толкал Левко мордой в плечо, отчего тот чуть не падал.
"Ну да, ну да, чем меньше мы кого-то любим, тем больше мы ему нужны..." До самой стоянки Левко выдерживал характер, изображая суровое пренебрежение, однако сердце не камень... В конце концов он повернулся к коню и протянул ему на ладони найденный в кармане сухарь.
-- Держи, ты у нас сегодня спасатель, пропали бы без тебя.
Тем временем Тайгору стало чуть лучше, он начал приходить в себя, хотя о том, чтобы подняться, не могло быть и речи. Они начали собираться в дорогу, радуясь тому, что их коней не распрягали и поклажу не трогали (то ли не успели, то ли хозяин не велел), и лишь только стало чуть посветлее, тронулись в путь, погоняя перед собой взятых в плен разбойников. Раненного Тайгора вез перед собой Велех, благо его Ветер был на редкость крупный и сильный конь. А Левко ехал на своем Рыжике, думая, чем бы занять руки, свободные от управления лошадью.
Перед тем как выехать, они с конем долго церемонились, сообща утрясая детали своих сложных взаимоотношений, чем немало развеселили всю компанию. Конь всячески демонстрировал готовность служить хозяину транспортным средством верой и правдой во веки вечные, только что не приседал, чтобы на него легче было залезть. Левко же, видя со стороны вообще-то очень гордого животного такое расположение, крайне нехотя, но все-таки позволил себя уговорить принять его верную службу (а может, и дружбу). Уздечку решил даже и не искать. Что с нее толку: через полдня, самое большее, либо разорвется, либо потеряется. Пусть уж будет как есть, а там видно будет.
Двигались они медленно, из-за раненого и из-за пленных, и когда до Ковражина оставалось еще верст пятнадцать, они встретились с большим отрядом Ковражинской дружины, высланной им на выручку.
Гл.2
...Темно и сыро в ночном лесу. И страшно. Непонятно почему: в лесу тихо, бояться вроде бы нечего. Волков в этих лесах водилось не много, к тому же летом они на людей обычно не нападают. Да и небо расчистилось, выглянул месяц, стало посветлее. Главное -- до утра с дороги не уходить, а то уж очень жутко посреди леса в самую ночь.
Откуда ни возьмись поднялся ветер, и в лесу стало еще страшнее. Зашумели листьями деревья, зашевелились кусты, тихие мирные огоньки светлячков замерцали, заколыхались. Вскрикнула где-то в глубине леса птица. И без того призрачные, неверные в лунном свете очертания стволов и веток затрепетали, и без того темные тени сгустились и зашевелились угрожающе, придвинулись. Вдруг из черной тени под кустами на середину дороги вылезла дикого вида тварь, косматая, с мерцающими, как болотные гнилушки, глазами. И, даже несмотря на темноту, было видно, что она ухмылялась...
Лиска в холодном поту проснулась и рывком села, озираясь. Тихо. На соседней кровати спала Наира, разметав волосы по подушке. У Лиски в ногах свернулся клубком Руш. В окно безмятежно сияли звезды. О, Господи, что ж это было? У нее тяжело колотилось сердце. Сон, сон, это был только страшный сон. Она перевела дух, успокоилась. Ей не так уж часто снились сны, а если снились, то обычно хорошие. Бывало, она путешествовала во сне над ущельями, перелесками, долинами и видела то, что видел в полете Гай (она спросила его однажды, как его зовут, без особой надежды спросила, он почему-то не говорил, и он ответил: "Гай" -- так она его и называла). Иногда она могла увидеть места его путешествий и днем, просто закрыв глаза, но каждый раз это было что-то хорошее. С ним было интересно и весело... А тут кошмар какой-то. Наверное, просто лежала неудобно. Однако в любом случае ничего хорошего такие сны не предвещают, как бы не случилось чего...
И точно...
-- Дариан! Дариан! -- горестные вопли сотрясали дом. -- Ты посмотри, что они наделали! Что они натворили! Это кошмар какой-то! Господи, и это ведь не во сне! Вертихвостки! Авантюристки! Какая там магия! Вам гусей пасти доверить, и то пять раз подумать надо! Да вы хоть сами-то понимаете, что произошло? Как такое вообще могло случиться? Какой настой!? Как можно было что-то разливать или переливать прямо над древним манускриптом? Неужели нельзя было сделать копию?! Они не подумали! А когда же вы собираетесь это делать? Когда все Драконовы горы разнесете? Да вы что?! Магия управляет колоссальными потоками энергии, а у вас ответственности -- как у мышей!
Канингем взял из безвольно опущенных Лискиных рук кусок пергамента. Взглянул на то, что осталось от старинного рецепта, и, горестно изломив брови, воскликнул:
-- Этому документу было шестьсот лет! Его писал сам Гедеониус Кантор. Погубить такой документ! Аферистки! Надо же такому горю свалиться на мою седую голову!
Подошедший в это время Дариан внимательно посмотрел на друга и заметил:
-- Канингем, но у тебя ведь на голове нет седых волос.
Маг возмущенно взглянул на друга.
-- Я вчера видел несколько штук. -- И продолжил сердито: -- Нет, ты только посмотри, что они натворили! Нет, ты только посмотри!
Канингем в сердцах взмахнул пергаментом перед Дарианом. Тот вежливо взял из рассерженных рук документ, осмотрел со всех сторон и сказал:
-- Если честно, то я здесь ничего не вижу.
-- Я тоже. А это был старинный рецепт снадобья от ломоты в суставах самого Гедеониуса!
-- Ну?
-- Вот и ну! Наши дорогие ученицы пролили на него настой бычьего корня, а потом, чтобы убрать кляксу, попытались восстановить манускрипт... И восстановили... почти до первозданного состояния, до того момента, когда здесь появились первые слова. Еще немного, и была бы вовсе не обработанная шкура... хотя это уже все равно.
-- А обратное восстановление почему-то не получилось? -- догадался Дариан.
Лиска, совершенно уничтоженная, безнадежно кивнула. Наира, стоявшая рядом с таким же потерянным видом, собралась было что-то сказать, но не стала. Что уж тут скажешь-то?
-- И это за последний месяц уже четвертый загубленный артефакт! -- безжалостно продолжал наставник. -- Ну ладно -- древняя окаменевшая кость василиска. Они из нее новую сделали. Она пропала как окаменевшая древность, но, в конце концов, их здесь много, невелика потеря. А камень на поляне, на котором мы все колдовали!? Каких только чародеев он не выдерживал! Лет двести стоял без сколько-нибудь заметных изменений. Никто ему был не страшен, пока не попал в нежные девичьи руки.
-- Это тоже не конец света. Орхой нам на следующий день притащил почти такой же.
-- Мне бы твое спокойствие... А чучело крокодила? Это уже был просто вандализм...
-- Но ты же сам не раз говорил, что интерес исследователя чреват неизбежными потерями.
-- Да, но, во-первых, я ведь это не им говорил, а тебе! И к тому же, чтобы удовлетворить исследовательский интерес, не обязательно все разбирать на составные части.