И дракон был очень зол. Он издал низкий рокочущий звук, которому эхом отозвались камни под ногами и скалы далеко за спиной, и ринулся на вражье полчище. Он шел по песчаной реке, сминая и опрокидывая подряд и звероподобных чудищ, и сархонцев, перекусывая шеи, ломая хребты и лапы, топча мелкую пакость, и поначалу казалось, что нет от него никакого спасения. Однако вылезла навстречу ему громадного размера бронированная тварь, и бросившийся на нее со всей яростью дракон враз одолеть ее не смог. Они сцепились в дикой драке, и единственное, что удалось дракону, это оттащить чудище подальше от каменного берега, где бились с нежитью маги, в середину портала, и там по ходу схватки давить и разметать еще и вновь вылезающих монстров и сархонцев.
Исход общей битвы был все еще непредсказуем. Нечисти прибывало уже меньше, чем в начале, но и энергетические потоки, которыми пользовались маги, становились тоньше, слабее. Лиска увидела краем глаза, как стоящая рядом Наира свободной рукой начинает разматывать с талии свой хинерский хлыст, и сама потянулась к висевшим на поясе ножнам. Уж если дело выйдет плохо... Вражье войско не сдается... Всем участвовать придется... Лиска вздрогнула и прислушалась. Неужели же? Она взглянула на поле боя, прислушалась снова.
-- Наира, слушай!
Та замерла, оглядываясь. На каменный берег и на песчаную реку незримыми и пока едва ощутимыми волнами накатывали странные тяжеловесные ритмы: пусть полон силы... но ждет могила... и будет час... в последний раз...
-- Сезам близко?
-- Да, да! Смотри -- вон он идет. Да не идет -- бежит!
И правда, дракон размером с небольшую гору бежал, заставляя прогибаться и вздрагивать каменные тверди. И прибежал. И почти сразу за ним следом явились горнтхеймы. А потом и другие драконы. И воспряли духом маги. И враг наконец дрогнул. И битва подошла к концу.
Когда через некоторое время появились еще и другие драконы, в том числе и Орхой и Хойра, им оставалось только удивленно оглядываться в поисках несметных полчищ нечисти. О невиданном сражении свидетельствовали перемешанная с песком кровь повсюду, дымящиеся останки чудищ и мертвые сархонцы. Уцелевших сархонцев Канингем и Дариан отправили тем же порталом к троллям, как только явился их представитель. Большинство магов были заняты спасением раненых, среди которых были даже и ученики.
Наконец пришла в себя и Кордис и стояла посреди жуткого месива в обличье, которое все же еще трудно было назвать человеческим. Глаза ее горели болью и ненавистью. Она взглянула на свою окровавленную ладонь и с мрачным удовольствием провела рукой по щеке, умываясь вражьей кровью. Нетвердой походкой, ничего не видя перед собой, ушла она с поля боя. И никто не мог найти слов утешения для самой злой ведьмы Драконовых гор, которая мстила сегодня за самую веселую из когда-либо живших здесь магичек.
Гл. 17
Вся черная от горя, словно мертвая, лежала на снегу у замерзающего водопада Сурнель. И были пустыми и тусклыми дивные ее глаза. Рядом стояли люди. Маги, ведьмы, знахари, травницы и ученики и ученицы магов, ведьм, знахарей и травниц. Было холодно и тихо. Еле слышно журчали не замерзшие еще струи. Потускневшим хламом лежали на дне озера несметные сокровища. Совсем рядом с Сурнелью сидела на камне седая женщина и держала на коленях ребенка. Возле них стояла Наира.
Кроме Орвина и Ведайры в сражении полегло еще трое магов. Двоих из них Лиска только однажды видела на празднике, а одного, Норвена, знала. Они с Наирой несколько раз приходили к нему с поручениями от Канингема и хорошо помнили его рассказы о мелких лесных драконах, о которых он знал, наверное, больше всех, о местных шишелях, лесовиках. А еще у него была целая коллекция зубных заговоров, собранных со всего Изнорья...
Пошел снег. Крошечные белые звездочки медленно опускались на плечи стоявших рядом с Лиской парней, на волосы астианок, на седые головы старых волшебников, на бронзовую чешую Сурнели, на печальную воду в каменной чаше под водопадом, на всю осиротевшую землю Драконовых гор.
К Лиске сзади потихоньку подошел Канингем.
-- Лисса, мне нужно с тобой поговорить, -- позвал он чуть слышно и жестом отозвал ее в сторону.
Они отошли к старым ивам, свесившим под снегом свои седые космы до самой земли. Там уже ждал их Дариан. Лицо у Канингема было не только печальным, но еще и очень озабоченным.
-- Что-то случилось?
-- Да. Син-Хорайну очень плохо.
-- Как плохо? -- не поняла девушка.
-- Очень плохо, -- Канингем не шутил. -- Совсем что-то около него неладно. Что можно сделать, пока толком не знаю, а время уходит. Мне кажется, вы с Дарианом можете помочь.
-- Ты уверен, что это правильно? -- Дариан, казалось, продолжал какой-то уже бывший между ними разговор и был явно не согласен с другом.
-- Нет, не уверен. Но и речь идет не о процветании и счастье обитателей Драконовых гор, а о самой их жизни. И, возможно, не только Драконовых гор.
-- А чем я могу помочь? -- растерялась Лиска.
-- Ты здесь -- одна из самых сильных восстановителей, даже среди старших магов, а кроме того, в тебе еще много той энергии, которую дает твоя молодость, жизнерадостность и удивление. Попытайтесь что-нибудь сделать, пожалуйста, и быстрее: время уходит. Быстрее...
В его голосе звучала такая тревога, что к Син-Хорайну они почти бежали.
Перед ними было небольшое плато, место, которое снилось Лиске за последние несколько месяцев чаще многих других... И она его не узнавала. Все вокруг было вроде бы то же самое, но не то. Пусто было на душе при виде серого неба над рыхлым снежным покрывалом. Тяжелым безразличием веяло от каждого камня. И словно чужие стояли на краю плато деревья. Вся покрыта снегом была серо-сиреневая плита посреди плато. Пусто, пусто, холодно и тихо было в этом веселом когда-то месте. Задыхаясь от тяжелого предчувствия, она подошла к источнику и, увидев, отшатнулась, оглянулась беспомощно на Дариана. Чудный источник, бывший теплым весь год, потихоньку затягивался льдом.
Самый древний из живущих ныне драконов волшебных гор почувствовал себя слишком старым. Люди, которых приносили к нему еще детьми, которые приходили к нему во все праздники или просто так, полюбоваться горами и деревьями вокруг него, люди, которые пили из его источника, купали у него малышей, пели песни, рассказывали сказки, смеялись, веселились от души... Эти люди уходили навсегда, а он, старик, оставался. Они успевали прожить целые жизни, а то и не целые, и умирали, а он жил. И только совсем еще недавно не стало Мирины, которая провела с ним всю свою жизнь, и это тяжело было перенести, но что делать, люди смертны. Но те, что погибли вчера, были еще совсем молоды. Он успел запомнить их и полюбить, но не успел еще привыкнуть к мысли, что когда-нибудь они не придут больше. Рано еще было к этому привыкать.
И никогда здесь больше не будет Ведайры?! Она, которая любила праздники сильнее, чем сам Син-Хорайн, больше не придет сюда танцевать? И не будет разливать золотистое вино по звонким чаркам, деля содержимое кувшина так, чтобы непременно всем досталось, потому что в каждом кувшине вина чуть-чуть да отличались, а надо было, чтобы все попробовали. Она, которая перед каждым Поворотным днем сама обходила всех-всех в Драконовых горах, убеждалась, что никто не заболел, никто не забыл за заботами о празднике, о подарках... Она не тряхнет больше своими огненными волосами, требуя, чтобы все вместе спели "Поворотицу"?
А потом и остальные будут стареть и умирать, а ему без конца с ними расставаться, а ведь часть из них уже сейчас старики...
С серого неба сыпал снег. Как каждую зиму, как каждый год. Сколько бы не цвело цветов весной и летом, все кончится этими мертвыми кружевными звездочками. Как ни бейся, впереди только смерть.....
Никогда, наверное, за всю жизнь не было у Лиски так тяжело на душе, так тоскливо. Она подняла глаза на Дариана и почти безо всякой уже надежды спросила, тихо, как над постелью больного: