Первыми пели Хорстен и Лерайна. К ним постепенно, по одному, по двое присоединялись старшие маги подлунного мира, те, кому было за шестьдесят, или те, у кого были внуки. Пели Верилена, и Лестрина, и Канингем, и Кордис... Мотив был почти так же прост, как набат или стук сердца, и, раз услышанный, никогда не забывался. Суровые слова ложились на душу тяжелым камнем. Начало песни было о зиме. Холода гнали с земли все живое, прогоняли птиц, загоняли в норы лесную мелочь. Метели гнули к земле травы, выдували остатки тепла из лесных чащ, из горных долин, изо всех ложбин и овражков. Зимняя стужа подбиралась к человеческому жилью, пересчитывала запасы, съедала заготовленные с лета дрова. Наступала, грозила болезнями, отсчитывала последние дни надежде на будущее тепло, на зеленую траву. Зима стирала с лица земли все краски ради чистой белой пустоты. И под вой вьюги ледяными звездочками сходила на землю смерть и заглядывала в окна. И безжалостный зимний ветер колоколом раскачивал темное небо над головой.
"Стелит белая метель
Нам последнюю постель"...
После этих слов наступила пауза в несколько долгих, тяжелых и торжественных секунд, и все, кто стоял у костра, взялись за руки.
В следующем куплете к тем, кто уже пел, присоединились полные сил маги и магички, которых не тяготили еще годы. Те, у кого не было еще внуков, но были уже дети. Эта часть песни была, наверное, самая давняя. В ней было невероятное число куплетов, и каждый год добавлялись новые. Простые древние слова рассказывали о том, как живут зимой звери, птицы и деревья и, конечно, люди. О простых делах каждый день и о зимних праздниках.
Лиске очень нравилась та часть песни, в которой женщина ткет к празднику полотенце и кладет нити красные, как красные маки, и синие, как васильки, и зеленые, как луга в мае. А больше всего было нитей белых. Белых, как лебеди над рекой, белых, как платье невесты, белых, как вчера побеленная печка, белых, как мука для каравая, белых, как молоко...
После этого куплета в общий хор вступали молодые женщины, у которых в уходящем году родились дети. И белый цвет теперь означал жизнь.
И тут началось одно из праздничных чудес.
Ледяные горки, оказавшиеся сейчас между кольцами хороводов, озарились светом десятков поставленных на них светильников. Крошечный огонек в каждом из них был закрыт цветным стеклом, и ледяные фигурки, подсвеченные цветными огоньками, являли собой сказочное зрелище.
Мятущиеся языки пламени в центре и тихое свечение ледяных горок между пятью кругами хороводов сливались с плавным, в такт песне, движением самих хороводов в единое действие, в набирающий силу, поворачивающийся вокруг огня поток.
Голоса были разные: низкие, тяжелые мужские, средней высоты и высокие женские, легкие, звенящие молодые. Однако звучали они слаженно и удивительно похоже -- уверенно, и сильно, и неостановимо, как текла полноводная река.
Через некоторое время круги один за другим разомкнулись, и народ, продолжая петь, широкой лентой двинулся от костров мимо дома, в сторону той самой пещеры, где Лиска, Левко и Наира впервые встретились с Канингемом и Дарианом. Там, на маленькой полянке (подруги между собой называли ее "пещерной") был разложен сейчас костер и стояли вокруг него три ледяные горки с цветными светильниками.
Маги все сразу на поляне поместиться не могли. Они длинной чередой обходили хороводом костер, шли дальше, к расположенному совсем рядом порталу, и исчезали там один за другим, чтобы появиться уже около Син-Хорайна. Песня звучала все тише, а потом и вовсе смолкла, когда около портала осталось всего несколько человек. Следующая часть праздничного действа должна была начаться уже около Син-Хорайна.
Тут Лиска вдруг заметила, что замерзла, и с досадой сказала:
-- Ой, Наира, я же не ту куртку надела. Схватила ту, которая ближе была, а меховая осталась на крючке висеть.
-- Да, и правда, ты так замерзнешь совсем. Мы ведь долго там будем, простудишься. Давай ты сбегаешь за курткой, здесь ведь близко, а я тебя подожду, подержу портал открытым, пока не вернешься. Там все равно не сразу начнется, немного времени есть.
-- Хорошо, бегу... А-а, нет, не выйдет, -- огорчилась Лиска. -- Ты одна этот портал не удержишь, он трудный, а если закроется, то мы его сами без старших магов не откроем.
-- Не расстраивайся, -- вмешался Дариан, -- я сейчас всех туда провожу, а сам останусь здесь и подожду, пока ты сбегаешь переодеться. А когда вернешься, открою портал, и я надеюсь, что мы не опоздаем. Тебе же не час нужен.
-- Нет, конечно, я мигом -- туда и обратно.
Лиска сорвалась с места и побежала, на ходу соображая, что Писатель (Сезам то есть) еще, наверное, не подошел к Син-Хорайну, а без него точно не начнут. Проклиная свою несобранность (ну вот что стоило сразу сообразить, что зима на дворе...), она почти всю дорогу до дома и обратно бежала, после чего, собственно, меховая куртка была уже не особенно нужна.
На обратном пути, вся взмокшая, она пробегала по тропке мимо полянки сразу к порталу, когда Дариан перехватил ее и, приложив палец к губам, кивком пригласил следовать за собой.
-- Иди-ка сюда, -- шепнул он, -- взгляни, только тихо, ветки не задень.
Осторожно прокравшись меж заснеженных веток, он остановился за кустами на самом краю "пещерной" полянки и подвинулся, чтобы она могла протиснуться вперед.
-- Смотри, -- выдохнул он ей в самое ухо.
Лиска от удивления чуть не вскрикнула. Рядом с разведенным магами костром сидел на снегу ее Гай и заворожено смотрел на огонь. Пламя костра отражалось на серебристой чешуе разбегающимися жаркими сполохами, и по снегу вокруг него скакали бесчисленные огненные зайчики. Он слегка расправил полупрозрачные, словно собранные из слюдяных осколков, крылья и махнул ими на начинающий было потухать костер. Пламя рванулось длинным языком вверх, а потом, вместо того, чтобы опасть, вдруг отделилось вверх огненным облаком, раздалось в стороны и беззвучно разорвалось тучей летящих в стороны цветных звездочек. Сугробы вокруг и снег на ветках деревьев, вся поляна озарилась мерцающим волшебным светом. Яркие звездочки друг за другом вспыхивали и падали в снег, оставляя в воздухе след сияющей мелкой пыли. И в этом висящем над поляной снежно-сияющем тумане проступила вдруг краем дуги радуга. Поначалу едва заметная, она начала наливаться светом, постепенно разгораясь до ярчайшего сияния, а потом вслед за негромким звуком, будто чирикнул воробей, вдруг разорвалась и разлетелась во все стороны цветными искрами. Лиска от неожиданности отшатнулась назад, резко повернулась и налетела на Дариана. И совсем рядом оказались вдруг его серо-зеленые, оттенка аквамарина глаза, в которых отражались сияющие цветные огоньки. И совсем рядом оказались вдруг его губы...
Тихо-тихо с задетой нечаянно ветки несколько пушистых хлопьев медленно падали вниз.
Она не могла видеть, как со стороны костра их разглядывают внимательные драконьи глаза.
Лиска встрепенулась от шума хлопающих над сугробами крыльев.
Гай взлетел над поляной вместе с облаком снежной пыли и огненных искр, как всегда, почти вертикально и прянул в сторону заветного плато, к Син-Хорайну.
-- Пора, -- тихо сказал Дариан.
Она кивнула и с замиранием сердца взглянула на него. В его глазах были сразу нежность, и смущение, и еще что-то, чему нельзя было даже дать название. Через миг он опустил глаза и отступил от нее в смятении.
Всплыла вдруг в памяти Сарахона, и ее ехидно-испытующий взгляд, предназначенный именно ей, Лиске. Так вот о чем был тот взгляд... Бившееся у самого горла сердце вдруг рухнуло куда-то вниз и глухо заныло, обреченное на нескончаемую боль.