Она не помнила, как проходила через портал. Перед глазами, застилая все вокруг, сияла снежная радуга, и порхали цветные искры, и...
-- Что с тобой? -- шепнула в самое ухо Наира.
И Лиска только сейчас поняла, что она уже у Син-Хорайна, а рядом кроме подруги стоят Левко, астианки, Фрадина...
-- Да нет, ничего. Торопилась очень, ничего...
Она перевела дух и огляделась. Вокруг возвышающейся над плато серо-сиреневой каменной плиты в три широких круга стояли все, кто были на поляне у дома. В перевом, ближнем к Син-Хорайну круге вместе с магами стояли дети, которых приводили сюда на все большие праздники. А сразу за третьим расположились и продолжали располагаться все прибывающие драконы. Уже подошли и разместились, серьезно увеличив собою скальный массив ландшафта, Сезам и Орхой. Была здесь и Хойра, сияющая медной чешуей по случаю праздника, и несколько горнтхеймов, и многие из тех драконов, которых видела Лиска во время осеннего их с Дарианом путешествия, и была даже дракон печали Сурнель. Прямо напротив того места, где стояла Лиска, переминался с лапы на лапу и разглядывал все вокруг Гай.
Лиска с Наирой мягко вытолкнули стоявшую между ними Фрадину в передний, первый круг.
-- Иди, иди, там все будет лучше видно. Мы здесь рядом, не потеряемся.
В этот миг ярко вспыхнула голубая звезда в руках у Лерайны, которая стояла рядом с Источником. Она бережно положила светильник на поверхность воды, и он медленно опустился на дно, но не погас, а озарил собой волшебный водоем и осиял мягким светом воду и лица стоящих вокруг детей и стариков, знахарей, магов, травниц, и учеников магов, и причудливые морды драконов, и, казалось, даже сами горы, насколько хватало глаз.
Все взялись за руки, замыкая круги, и заново начали "Поворотицу". Начали, как положено, самые старшие маги и деды, и сурово и тяжело звучало начало зимней песни, и где-то глубоко под ногами, в каменной толще гор, отзывались эхом издревле таившиеся звуки, вздрагивала в ритме громадного сердца земля. "А ведь это, наверное, Сезам поет вместе с нами, -- подумала Лиска, -- а может, и не только он".
Песня шла дальше, и присоединились к ней отцы и матери, те, кто многое уже повидал в жизни, но были еще полны сил. И вот прозвучал последний из уже звучавших сегодня куплетов, и наступили наполненные праздничным предвкушенем секунды тишины. А потом над волшебным плато разом дружно и звонко грянули самые молодые голоса, и к ним присоединились все остальные. Эту последнюю часть Поворотной песни пели все. И старшие, не уступившие зиме, и молодые, зовущие зеленую весну, яркое солнце, радость, жизнь.
Лиска слышала, как рядом с ней сильный певучий голос Левко переплетается с высокими переливчатыми голосами астианок. И подпевали, как умели, дети... Лиска пела такие знакомые с детства и вдруг такие незнакомые, новые, странные слова про серебряные колокольчики, про рассвет... Она слышала, как поет рядом добрая ее подруга и как поет стоящий недалеко Дариан... Сердце ее разрывалось от хлынувшей со всех сторон нежности и радостного ожидания, от удивления, от любви, и от того, что пусть и не было для нее никакой надежды на счастье, а все равно хотелось жить, любить, ждать, ждать того, кто никогда не сможет быть рядом -- ну и пусть...
Самое главное было сейчас, когда все были вместе и все вместе звали весну, которая все равно обязательно наступит.
Голоса звучали все выше и громче. И наступил миг, когда казалось, что громче уже некуда. И тогда вступили драконы. И все три круга хоровода объял мощный ритмичный гул. Все нарастая и нарастая, он подхватил общую песню и неимоверной силы аккордом расплеснул ее на всю ширь Драконовых гор. И после этого весна уже не могла не явиться. В этот самый миг кончились самые темные в году сутки, и наступил новый день, в котором пусть на мгновение, но все же будет больше света, чем вчера. Зима не закончила еще свою злую работу, но уже сдалась. Победила жизнь.
И вот прозвучал последний куплет и наступил момент тишины. Необычной тишины, праздничной, наполненной радостью, сиянием звезд, светлыми, добрыми лицами близких людей и ожиданием чего-то очень хорошего. Один за другим в торжественном молчании они доставали принесенные с собой праздничные свечи и ставили их в снег рядом с заветным серо-сиреневым камнем, и свечи вспыхивали золотыми, красными, синими, зелеными огоньками. И скоро вокруг всей головы Син-Хорайна загорелось разноцветными огоньками волшебное кольцо. Навстречу широко распахнувшемуся звездному небу сияли цветные отблески на камне и цветные тени на снегу, и наполненный голубым светом источник, окруженные кольцом людей и кольцом драконов.
И в этот миг снова едва заметно вздрогнула земля. Драконы и люди, окружавшие поляну, затаили дыхание. И в полной тишине вдруг пошел снег. Необычный, цветной, он не падал сверху, а возносился от каждой свечи вверх цветными звездочками, каждая из которых, поднимаясь, разрасталась в воздушное сияющее кружево, сделанное из одного света, и поднималась все выше и выше...
А потом они все поздравляли друг друга и драконов и желали друг другу счастья на будущий год и благодарили друг друга и Драконовы горы за все хорошее, что было в ушедшем году. И были песни и хороводы, и все они пили из волшебного родника, который, к общему облегчению, почти весь оттаял... И всю ночь длился праздник, а под утро все вмести еще раз спели последнюю, весеннюю часть песни, сначала у Син-Хорайна, потом у костра на пещерной поляне, а потом, замыкая круг, у реки за домом.
Гл. 19
Проснулась Лиска уже ближе к полудню. Под боком у нее грелся Руш, которого она, вернувшись домой, нашла в зале под праздничным столом. Хотя сказать "нашла" значило грешить против истины. Чтобы найти, надо было искать, а он ни в каком другом месте и быть не мог.
На Наириной кровати мирно спали Фрадина и еще какая-то девочка, кажется, внучка Лерайны. Сама Наира устроилась на полу, а у нее в ногах, распластав крылья, охранял ее от сквозняков дракончик.
Тихо-тихо, нацепив рубашку, она медленно, не дыша, зашла в штаны, потом бесшумно как тень выскользнула за дверь и уселась на лестнице, чтобы надеть сапоги. Надев второй, она встала и вдруг увидела, как странно изменился дом. Вчера ради праздника увеличивали зал над кухней, а обратно вернули, видимо, не в точности так же, как было. Наверное, так. Потолок стал выше, кажется... или нет... А коридор стал шире. Дубовые половицы посветлели. Все пространство в доме как-то странно преобразилось. Точно, даже на глаз видно. Вот, массивные перила лестницы раньше были тоньше, и резные балясины тоже. Вот здесь, в верхней части, Лиска раньше могла обхватить балясину пальцами. Она из интереса примерилась. Странно. Пальцы сомкнулись так же, как и раньше. И перила были ей ровно по пояс, как всегда. Она поставила ногу поперек половицы. Н-да, как были шириной в длину ее ступни, такие и есть. Осталось только пересчитать количество половиц и вспомнить, сколько их было раньше, чтобы убедиться, что ширина коридора такая же, как вчера утром. Хм.
И все-таки что-то изменилолсь. В запахе, исходившем от старого дерева, чувствовалась какая-то тонкая горечь. А еще был едва заметный запах пыли, сухой и очень знакомый, и все-таки странный. Она опустила руку на перила и удивилась гладкости полированного дуба. Дерево под рукой было прохладным и скользким. Лиска шагнула вниз и остановилась, удивленная необычным звуком: так гулко щелкнула о ступеньку подошва сапога. Да и тишина после того, как замер звук, тоже была какая-то странная. Она тряхнула головой и двинулась дальше, и тут вдруг на весь дом взвыла парадная дверь, так, будто из ее старого дерева тянули жилы. Дикий вопль тридцати нещадно истязаемых мучеников наконец оборвался, и дверь захлопнулась резко и обезнадеживающее, как громадная мышеловка... И в наступившей после этого безразличной тишине прогрохотали по коридору сапоги. Ошибиться, кто вошел, было невозможно. И еще не дойдя до кухни, она уже возмущалась: