Она вышла на широкую поляну, отгороженную от мира плотной угрюмой стеной елей, заснеженных, суровых, воплощающих собою само молчание.
Она подошла к широкой каменной плите, занимающей большую часть поляны, взобралась на нее и подошла к круглому озерцу, с краев до середины затянутому тонким льдом.
По-прежнему, не думая ни очем, она разулась, бросила на снег куртку, начала расстегивать рубашку. Но расстегнула только две пуговицы и безвольно уронила руки, потом вошла в озеро и медленно легла на ледяную темную воду.
Редкими крупными хлопьями падал снег с серого неба. И было только это серое небо. А вокруг были горы.
Она вспомнила вдруг Астиану, когда они, разувшись, брели вдоль самой кромки берега моря, а у Лиски в душе все звучала и звучала та дивная песня. И соленые пенные гребешки набегали на ее босые ноги, а рядом молча шел Дариан, думая о чем-то своем. Он был рядом тогда, Дариан...
Чего бы она только не отдала, чтобы быть сейчас с ним!
-- А что бы ты отдала, чтобы быть сейчас с ним? -- вздохнуло над ней пространство.
-- Все, -- без тени сомнений ответила она.
-- Все? -- удивился кто-то в ответ, -- и даже жизнь?
-- Да. И жизнь.
Она смотрела на летящий с серого неба снег. Кто-то очень большой совсем рядом тихо вздохнул, или это только показалось...
-- И жизнь? -- казалось, весь мир сливается с эти безликим серым небом и оглушающей тишиной, -- Хм...
И она исчезла.
И осталось только пустое бесцветное небо и горы вокруг.
-- Лисса, Лисса, -- звал ее самый нужный на свете голос.
Она открыла глаза и увидела над собой его лицо, и почувствовала на плече его горячую руку.
-- Ты?
Последнее, что она слышала, был ворчливый голос Илесты:
-- Да не стой же ты как пень, Канингем. Сейчас замерзнут оба к чертовой матери. Шевелись давай.
Гл. 33
Она, проснувшись, увидела над собой светлого дерева потолок с резными балками и сразу узнала комнату. На втором этаже, прямо над кухней, самая теплая в доме. Рядом сидел Хорстен.
Она рывком поднялась и села, с тревогой глядя на него, не смея спросить.
-- Да жив он, жив. Только что вышел, весь вечер и ночь сидел около тебя, насилу прогнали поспать.
Она перевела дух. Вздохнула. Снова вздохнула и, наконец, смогла заговорить.
-- А как же это случилось? Кто его вытащил? Кто смог это сделать?
-- Ну кто-кто? И ты тоже. А еще... сама догадайся.
Она подумала, вспомнила и еще подумала и широко распахнула глаза:
-- Син-Хорайн?! Да?
-- Да, -- Хорстен помолчал немного. -- Не просто так, конечно. Он заплатил за это жизнью.
-- Как? -- у Лиски упало сердце. -- Он умер? -- почти шепотом спросила она.
-- Ну, -- дед насмешливо фыркнул. -- Я же сказал "жизнью", а не "смертью". Слушай как следует, -- и проворчал еще: -- это вам, молодым, жизнь -- один только праздник. Он обещал горам за это, что будет жить еще тысячу лет.
-- О!..
-- Ладно, с тобой все в порядке. Пойду вниз. И ты спускайся, как проголодаешься. Там тебя Наира дожидается.
Дед вышел. Лиска, путаясь в рукавах, наскоро оделась. Наира, наверное, расстаралась: на стуле рядом с кроватью кроме надетой уже рубашки лежала любимая юбка и праздничный шелковый пояс, и даже зеленая атласная лента в волосы.
Она выскочила в коридор, сбежала по лестнице и первым делом, конечно же, прокралась в его комнату. Тихо-тихо, стараясь не разбудить, не дыша, опустилась на колени рядом с его изголовьем и, замирая от невозможной, несбыточной радости, любовалась, пока не услышала, как за спиной тихо скрипнула дверь. Она оглянулась.
Из-за двери, немногим выше дверной ручки выглядывали пушистые, чуть курчавые волосы, край нежной округлой щеки и темный любопытный глаз. А снизу выглядывала еще одна очень заинтересованная и немного даже обиженная физиономия.
Лиска вышла в коридор и, подхватив в охапку сразу обоих, и Фрадину, и Руша, потащила их на кухню. Там, уперев в бока перепачканные мукой руки, их ждала уже внучка Ведунцовской ведьмы. А за столом сидели Хорстен, Верилена и Канингем. А на столе стояла стопка блинов, на большом зеленом блюде высилась горка оладий, рядом стояла сметана и земляничное варенье и... ужасно захотелось есть.
В довершение ко всему выглянуло из-за туч солнышко, и Лиска вдруг услышала наконец за окном веселую капель. Осталось только положить на блин сметану...
-- И рыжичка мне соленого еще сверху положи, -- сонным голосом распорядилась возникшая в дверном проеме Кордис.
А потом, через несколько дней, они все (то есть, "молодежь", как их назавали "старики") стояли на склоне Лешачьей балки и смотрели вниз, на луговину. На недавно еще перепаханной и окровавленной, а сегодня прибранной, ровной, чистой и черной оттаявшей земле широким кругом стояли двенадцать сильнейших из магов Изнорья, Астианы и Никеи и произносили один из самых мощных, а для Драконовых гор, безусловно, самый важный старинный заговор. Драконогорские маги обычно поправляли несведущих: "Не заговор, а договор".
Древние слова ясно и звучно произносились вслух, потом воплощались в светящуюся извилистую полосу, которая живым ручьем змеилась по рукам магов и останавливалась, замкнувшись в кольцо. Читалась следующая фраза, и добавлялось новое причудливое кольцо. Наступала торжественная пауза и снова звучали заветные слова...
-- Да пребудет земля в пределах этого круга священной для каждого, кто ищет чудесной силы.
-- Каждый, кто назовет себя магом, да заботится о красоте этой земли, сколько он может.
-- Каждый, кто назовет себя магом, да хранит эту землю от напрасного беспокойства, насколько хватит его сил.
-- Каждый, кто назовет себя магом, да дарует этой земле сердечный жар, насколько им богата его душа.
-- Да уважает каждый, кто ступает на эту землю, свободную природу магии.
-- Да даруется сила этого источника тому, кого привела сюда любознательность.
-- Да даруется сила этого источника тому, кого привело сюда милосердие.
-- Да даруется сила этого источника тому, кого привела сюда красота.
-- И да не будет открыта чудесная сила более ни для кого до скончания веков.
Медленно и торжественно склонились маги до самой земли и положили на землю все девять чудесных сияющих колец, переплетенных в затейливом узоре, и отступили на несколько шагов.
Сияющим ожерельем переливалось на черной влажной земле кольцо, сплетенное из заклинаний. Медленно-медленно уходили в вечность волнующие мгновения.
В центр круга вошла самая старшая из волшебников. Лерайна, никуда не спеша, посмотрела на ясное небо над головой, потом оглядела стоящих вокруг магов и стоящих вокруг них учеников и совсем тихо, так что слышали только самые ближние, произнесла последние важные слова.
Сияющее кольцо налилось еще светом, озарило все и всех вокруг и начало расти вширь. Оно все увеличивалось и увеличивалось и бежало по земле, охватывая все большую и большую площадь. Сначало оно заняло собою всю ширину луговины, потом стало подниматься на склоны, начало бледнеть и вскоре растаяло.
Земля приняла священные слова, которые впервые прозвучали сотни лет назад. Договор состоялся. В Изнорье появилось еще одно заповедное место.
Дариан наклонился к ней и спросил вполголоса:
-- А ты помнишь слова, которые она сказала?
Лиска посмотрела в его очень серьезные сейчас глаза и кивнула.
Конечно, она помнила эти слова из принципа Гедеониуса Кантора. А теперь они значили для нее еще больше, чем раньше:
И да будет до конца мира ценой любви жизнь, а ценой жизни -- любовь.