– Это мисс Фильчер, – сказала я.
Губы Клайва шевелились. Молится? Хорошо бы… хоть кто-то к Господу обращается.
– Вряд ли. Слишком… изощренно. И опасно. Защиту я давно не возобновлял, и дом мог бы вспыхнуть.
– Тогда кто?
– Не знаю. Не думаешь, что это мог быть я?
– Ты со мной был, – мне не нравился этот разговор и настроение Ника, в котором чудилась какая-то суицидальная готовность уступить настойчивым уговорам федералов и сознаться во всем.
– И что? Мне уже сказали, что применили артефакт отсроченного действия.
– А они у тебя есть?
Ник кивнул. И перевернул чашку над блюдцем. Несколько секунд пялился в комочки остывшей кофейной гущи, пытаясь по ним прочесть свою судьбу, затем пожал плечами:
– Зажигалки для каминов. Срабатывают к оговоренному времени. Вроде как избавляют от необходимости возиться с розжигом. И да, на кухне у меня таких пара дюжин. Что? Дом большой. И согреть его непросто. Как ни странно, камины – самый дешевый вариант.
– Ага, – только и нашлась я, что сказать. Впрочем, я зацепилась за мысль. – А зажигалки эти надолго отсрочить можно?
– Надолго. Поэтому и доказать, что это был я, они не могут. Зажигалки лежат на кухне. А на кухне в тот день побывало много народу. Оллгрим вот заходил.
– Зачем?
– Приносит мне кое-что… И твой приятель Гевин. Деккер забрал новые линзы, я выписывал для него. И еще бакалейщик. Молочник. Была пара пациентов. Уж не знаю, заглядывали они на кухню или нет, потому что ма Спок в город выезжала.
То есть фактически взять треклятую зажигалку мог кто угодно? Но… вряд ли бакалейщик рискнул бы работать в чужой мастерской.
– Доказать, что мастерскую использовали, теперь невозможно, – пояснил Ник, возвращая блюдце с предсказанием на стол. – Есть твои слова. И Томаса, но он не до конца уверен, как я понял. У него вообще что-то там с памятью разладилось.
– Свихнулся?
Вот только свихнувшегося федерала мне для полного счастья и не хватало.
– Да вроде нет. Ментальное воздействие – такая штука… память сама по себе такая штука… обманчивая. Иногда кажется, что ты помнишь четко, что было именно так, как ты помнишь, а потом, позже, факты говорят, что помнишь ты совсем неправильно.
Усатый выбрался из сада. И газон потоптал, сволочь этакая. И глядит на нас с упреком, мол, не ценим мы чужих стараний и ведем себя отвратно. Нет бы раскаянием следствию помочь.
Мысленно я скрутила фигу.
И не мысленно, за спиной. Я не то чтобы суеверная, но вот этот пронзительный взгляд напрочь лишал остатков аппетита. А круассаны еще оставались.
– Ты вообще о чем сейчас?
– Твой приятель пытается понять, что из происходящего с ним было на самом деле, а что – плод его фантазии. Не совсем здоровой, я скажу, фантазии.
Ага. Понятно, что ничего не понятно.
– И ему нужна поддержка.
– Моя?
– Чья-нибудь. Я слышал, что он встречался с братом. И у них не заладилось. Мягко говоря. Это должно расстроить. Непонимание родственников всегда расстраивает.
И круассан последний забрал. Глядя на усатого, Ник медленно поднес круассан к зубам и вцепился в поджаристый бок.
Продолжение следует