Фирниор был жив. Пока. Драконна не стала обращаться к королю с просьбой пересмотреть приговор в отношении юноши или доказывать его невиновность, тем более что и доказательств никаких не было. Были её собственные впечатления и уверенность в том, что магия где-то дала сбой. Король, наверное, не отказал бы Айриэ в просьбе, но остался уверенным в том, что отпустил на волю преступника, заговорщика, покушавшегося на его трон. Доверие к драконне и всему Ордену оказалось бы слегка подорванным, отношения неизбежно если не испортились, то охладели бы. Что не пошло бы на пользу ни самому Кайниру, ни всему Юнгироду. Не было смысла действовать столь… прямолинейно ради умирающего юноши, которому и жить-то, скорее всего, осталось совсем немного.
В пользу неведомого магического сбоя говорило то, что проклятие сработало весьма странно. Сама Айриэннис тюрьму, где содержали заговорщиков, не посещала, но заплатила одному из тюремщиков за информацию.
Встретились они в тёмной, продымлённой и пропахшей каким-то прокисшим варевом таверне, находившейся в одном из бедняцких кварталов столицы. Айриэ набросила на себя облик рослой, грудастой наёмницы с толстенной золотистой косой до лопаток. Тюремщик был полненьким, гладеньким и лоснящимся. Хитроватые глазки то и дело перебегали с лица «наёмницы» на её выдающийся бюст, и это, кажется, несколько отвлекало мужчину от разговора. Впрочем, полученная в качестве аванса золотая «корона» заставила толстячка забыть о прелестях собеседницы и вспомнить, зачем его вообще попросили о встрече.
— Кто из Файханасов ещё жив, спрашиваете, брайя наёмница? Так трое их и осталось. Брат герцогский, да кузен Синтион, но тот, наверно, помрёт сегодня ночью — уж больно плох. А ещё мальчишка Ниарас, но с тем вообще странное дело творится.
— Что там может быть странного? — нарочито равнодушно спросила Айриэ и закинула в рот солёный орешек.
Пиво, стоявшее перед ней в кружке, она понюхала, но пробовать не решилась. Толстяк, впрочем, тоже последовал её примеру — видимо, не питал никаких иллюзий по поводу качества здешних напитков. Место встречи, к слову, выбирал он.
— Так проклятие-то его хоть и задело, но наполовину.
— Это как же?
— А вот так! Правая сторона тела у него вообще не тронута, зато левая — ужас, смотреть невозможно. Сам я не видел, приятель рассказывал, — поспешил уточнить толстячок.
— Ну а чего ещё интересного там приключилось? Ты рассказывай, рассказывай, а я послушаю. Будешь складно говорить, получишь ещё три «короны».
— А откуда мне знать, что вам, брайя, услышать интересно? Я и хотел бы угодить, да не знаю как, — хитренько ухмыльнулся толстячок и вцепился желтоватыми, неровными зубами в бок сушёной воблы, отдирая полоску мяса и выплёвывая чешую. — Тьфу ты, зубы об эту рыбищу обломать можно! Ну чисто доска!
Он ругнулся и в доказательство постучал твёрдой, пересушенной рыбиной о край стола.
— Ты мне скажи, что там тебе приятель любопытного поведал?
— Про молодого Ниараса-то? — уточнил тюремщик. — Ну так… лежит он в камере, как остальные заговорщики, шевельнуться не может. То есть это левая сторона тела у него навроде как отнялась, а ещё язвами всякими да нарывами покрылась. Приятель мой видел, так, говорит, чуть не блеванул со страху да от омерзения. А справа у парня всё чисто, не тронуто, оттого ещё страшней смотрится. Сил у него совсем нет, жар мучит, тошнота, а есть-пить не может. Пытались насильно кормить, да без толку. Воды разве что влить в него удаётся изредка. Чудно как-то. Остальных заговорщиков целиком поразило, а этого — наполовину.
— Чудно, — задумчиво отозвалась Айриэ и выплатила толстячку обещанный «гонорар».
Драконна в жизни не слышала, чтобы проклятие срабатывало подобным образом. Так не должно быть, но так было. Странно и непонятно. По какой причине это произошло, Айриэ не имела ни малейшего понятия, но надеялась разобраться. Подозревала, что просмотрела что-то — возможно, на Фирниоре висели остатки какого-нибудь Запретного заклятия или что-то в этом роде. В любом случае, вину за случившееся она ощущала, поэтому и взялась действовать по-своему.
Признаться, тогда, после разговора с тюремщиком она подумала, что Фирниор умрёт, но прошло пять дней, десять, а он ещё был жив. И когда наконец собрался тюремный караван, юношу отправили с ним в каменоломни, хотя никто не сомневался, что живым он не доедет. А если вдруг и доедет, то всё равно долго не протянет. Но король сказал своё слово, а дело подданных было выполнять, не рассуждая.