Капкан стал планом А. Планом Б был скорпион, спрятанный в семидесяти пяти ярдах под сломанным каштаном и прикрытый дроком и вереском. Идея с каштаном состояла в том, что у нас будет прямая линия для прицеливания, а если мы всё–таки промахнёмся и он нападет на нас, то не посмеет подлететь слишком близко, из–за страха переломать крылья о ветви. Идея была моя.
Мы подпёрли бедную дохлую козу палками, чтобы туша не давила на платформу капкана, и бегом вернулись к скорпиону. Лютпранд был назначен добровольцем, призванным отогнать повозку обратно на ферму. Он стал ныть, что окажется на открытом пространстве, но я выбрал его, потому что он был самый молодой среди нас, и мне хотелось, чтобы парень оказался в безопасности, когда дракон появится.
Семьдесят пять ярдов были примерно тем расстоянием, на котором, как я прикидывал, скорпион сможет бить прямо, не вынуждая нас делать поправку на высоту, ведь ясное дело, у нас не было времени на пристрелку. И каким же безумно маленьким казалось мне это расстояние! Сколько времени займёт у гада, чтобы перепорхнуть через эти семьдесят пять ярдов? Разумеется, я понятия не имел.
Итак, мы взвели скорпион — ах какой обнадёживающе тугой оказалась его тетива! — вложили болт (ну или то, что по разумению Моддо являлось болтом) в направляющую, после чего максимально углубились в заросли вереска и крапивы и стали ждать.
Он не показывался. Когда стемнело настолько, что видимость упала, Мархауз сказал:
— Какой, по вашему разумению, яд сгодится, чтобы убить эту тварь?
Я подумал и сказал:
— У нас такого наверняка нет.
— Уверен?
— Да ладно тебе, — сказал я. — Не знаю, как ты, но я не храню в доме широкий выбор ядов. На то есть причины.
— Может, корень стрельца подойдёт, — предположил Эбба.
— Пожалуй, — кивнул Мархауз. — Эта штука способна убить кого угодно.
— Конечно, — согласился я. — Но ни у кого во всей округе…
— Мерсель, — сказал Эбба. — У него было немного.
Это стало новостью для меня.
— Что ты сказал?
— Мерсель. Мальчишка Лидды. Он использует его, чтобы убивать вепрей.
Остался ли у него яд? Я задумался. Мне пришло в голову, что вепрей становится найти всё трудней. Я знал, что можно смазать соком из корня стрельца кусок колючей проволоки, прибитый к забору — кабан любит чесаться обо что ни попадя. И да, они действительно наносят большой урон побегам кукурузы. Вот за что я выплачиваю вознаграждение. Конечно, корень стрельца вне закона, как и множество других полезных вещей.
— Будет лучше, если я сам спрошу у него, — сказал Эбба. — Он не захочет влипнуть в неприятности.
Похоже, решено единогласно. Ладно, всё равно от нашего сидения в кустах пока никакой пользы. Мне пришло в голову, что если дракон не заметит тушу козы с капканом под нею, никаких гарантий, что он заметит точно такую же тушу, набитую корнем стрельца. Я подавил эту мысль как неконструктивную.
Мы оставили капкан и скорпион наготове, на всякий случай, и двинулись на нашей развалюхе обратно в Касл—Фарм.
Всё началось с того, что, когда мы добрались до вершины Кабаньей Спины и начали спускаться к Касл—Лейн, я принял ярко–красное свечение на горизонте за последний отблеск заходящего солнца. Пока мы приближались, я продолжал думать, что так оно и есть. Однако к тому времени, когда мы миновали айвовый сад, моя гипотеза уже не выглядела соответствующей действительности.
Лютпранда мы нашли в гусином пруду. Дурень, он прыгнул в воду, чтобы спастись от палящего огня. А там на дне трёхфутовый слой ила. Я мог бы ему сказать.
Между делом: я думаю, что Лютпранд был моим сыном. Во всяком случае, семнадцать лет назад я достаточно близко знал его мать. Естественно, я ничего не мог ему рассказать. Но он очень напоминал мне меня самого. Во всяком случае, в нём было пополам ума и дури, как и во мне. Броситься в пруд, чтобы избежать пламени — именно так я и поступил бы в его возрасте. Само собой разумеется, он не присутствовал при том, как двадцать один год назад мы выкапывали этот проклятый пруд, так что не мог знать, что мы выбрали это крайне топкое место, не найдя ему более полезного применения.
Слава Богу, больше никто не пострадал, но сенник, под завязку набитый соломой, поленница — всё превратилось в пепел. Тростниковая кровля выгорела, а стропила чудом уцелели. Но потеря такого количества сена означала, что с наступлением зимы, которая не за горами, мы вынуждены будем забить много совершенно здорового скота, поскольку я не могу позволить себе закупать для него корма. Беда одна не ходит.