- Надо было мне немного подождать и скинуть этот камень чуть попозже, - бурчал он. – Но когда этот чертов великан на вас набросился, я запаниковал… А вообще, я поначалу очень удивился, что вы легко согласились на эту идею с камнем. Мне казалось, что придется долго с вами спорить, уговаривать и все такое. Вы же рыцарь, вам вроде как не к лицу идти на хитрости…
- Обычно – да. Но к людоедам это не относится. Они сами поставили себя вне всех обычных человеческих законов, - отозвался Ричард. – Ты уж извини, Филипп, но, видимо, придется тебе самому нести мои доспехи. Я и без доспехов едва могу встать…
- Так оставайтесь пока здесь.
- Рядом с этой вонючей тушей? Ну уж нет, благодарю покорно. Меня того и гляди стошнит от запаха его крови.
- Неудивительно. Думаю, вас сейчас вообще от любого запаха стошнит, - вздохнул Филипп. – После такого сильного удара… Давайте-ка я потом возьму вашу кольчугу, а сначала помогу вам встать. Держитесь за меня, - бережно обхватив его за плечи, сказал он.
- Ты меня только что от смерти спас. Так что хватит уже мне «выкать»… - пробормотал рыцарь. Но Филипп мотнул обросшей головой.
- Ну нет! Вы лорд… мне в жизни не привыкнуть говорить вам «ты».
- А что тут сложного? – не понял Ричард. Филипп сочувственно прищелкнул языком.
- Да, здорово вы приложились головой… Пожалуй, теперь станете еще чуднее, чем обычно. Да вставайте уже, наконец! Сами же говорили, что от крови великана вас мутит. Вот и пошли отсюда.
Письмо для Алисон вышло совсем коротким – всего пара строк, написанных на ровной полосе березовой коры.
«Что нового? Искал ли меня кто-нибудь? Напиши, что творится дома, и передай свой ответ с тем человеком, который отдаст тебе мою записку. Он вполне надёжен.
Ричард»
В подробности Ричард вдаваться не стал. Если случилось что-то важное, то Алисон и так правильно поймет смысл этого письма. А если, против ожиданий, его никто не искал и не предъявлял ему никаких обвинений, Алисон просто решит, что он соскучился. Что, между прочим, было чистой правдой. Ричард решил передать записку знакомому пастуху, как только начнет ходить и достаточно окрепнет, чтобы пройти пешком весь путь до его хижины.
Им с Филиппом пришлось разбить новый лагерь, потому что со своими сломанными ребрами Ричард не мог уйти далеко от места схватки с великаном. Филипп сам перетаскал все вещи и привел за повод Турна, который за последнее время так привык к нему, что позволял Филиппу даже то, чего раньше не позволял даже замковым конюхам – например, вычесывать колючки из своего пышного хвоста. Ричард был рад, что конь признал Филиппа, потому что сам ухаживать за старым другом он бы сейчас все равно не смог. Большую часть времени Ричард проводил полусидя, прислонившись спиной к стволу дерева и прижимая к ребрам холодный компресс – запасную нижнюю рубашку, смоченную водой из ручья. Филипп оказался на удивление заботливой сиделкой – то и дело бегал смачивать компресс, чтобы нагретая от тела Ричарда мокрая ткань снова стала холодной, таскал ему воду, то и дело спрашивал о его самочувствии и регулярно советовал рыцарю прилечь, но Ричард отнекивался – сидя дышать было легче всего, точнее, это причиняло меньше всего боли. Даже самую первую ночь после ранения он провел полусидя. Холодно Ричарду не было – Ригель пристроился у него под боком и грел его своим теплом.
Потом, правда, Ричард все же перебрался в новый, построенный Филиппом шалаш, и стал ложиться, как обычно. Вообще Филипп, по-видимому, наконец поверил в свои силы и перестал спрашивать его советов или поминутно вопросительно смотреть на Ричарда, занимаясь каким-то делом. Ричард был этому рад. Он недоумевал, как люди лорда Освальда могли на протяжении стольких лет не замечать способностей Филиппа и не понимать, что все его ошибки и неловкость проистекают не из глупости или лени, а из незнания, как подступиться к делу, помноженного на вечное ожидание окриков и побоев. Но Ричард не мог не признаваться самому себе, что сам он тоже вряд ли разобрался бы, в чем дело, если бы выведенный из терпения его придирками Филипп не сообщил ему об этом прямым текстом.
Ребра срастались медленно. Охотиться Ричарду было не под силу, как и фехтовать, так что его занятия, по большей части, состояли в том, что он сидел на берегу ручья и удил рыбу. В обычное время это занятие казалось ему слишком унылым - уже через первые десять минут рыбалки во всем теле появлялся зуд, хотелось вскочить на ноги и начать что-то делать. Непривыкшее к покою тело требовало движения. Но сейчас порядком ослабевший после схватки с людоедом рыцарь находил рыбалку исключительно приятным делом. Которое, кроме всего прочего, давало Ричарду возможность делать что-нибудь полезное и не сидеть на шее у Филиппа с Ригелем, а принимать участие в добыче пропитания – хотя, по правде говоря, его товарищи вряд ли нуждались в его помощи.