Илидор едва не застонал, скрипнул зубами, полоснул Найло злым взглядом. Тот смотрел на дракона с вежливым любопытством.
Улететь прямо сейчас. Сигануть в окно, сменить ипостась и улететь. Отсюда до Такарона, должно быть, лишь немногим дальше, чем от Донкернаса, и плевать, если дракона увидит каждый встречный по пути, если эльфы сумеют отследить его маршрут. Плевать. Пока они узнают – он уже доберётся до Такарона, а там… А там его прибьют гномы.
Безупречный план.
Вот что ты будешь делать! Каждый новый день неволи ложится на плечи бессмысленным грузом, каждая попытка узнать больше заканчивается примерно вот этим: вместо ясного представления о том, что ждёт впереди и как с этим справиться, – отрывистое «Сядь на жопу» и досада на себя.
Ну уж нет. Пока гном тут – дракон никуда не полетит, то есть не побежит.
И вообще, Илидор не может улететь, ничего не объяснив Даарнейрии… или не попытавшись забрать её с собой. Может быть, она предпочтёт человеческую ипостась на свободе драконьей ипостаси в тюрьме.
Илидор знал, что Даарнейриа такого не выберет, но он должен спросить.
Медленно опустился на лавку. Он ожидал, что Йеруш осклабится или отпустит едкое замечание, или сделает вид, что всё идёт именно так, как должно, и не о чем тут говорить. Эльф медленно покачал головой, словно не в силах поверить, сколь тупой дракон сидит перед ним, и уткнулся в бумаги.
Ну да. Найло не хотел, чтобы гном опознал в Илидоре дракона. А Илидор даже не знал, способен ли гном это сделать на глазок.
Быть может, дракон и в самом деле тупой, но ещё большая тупость – упустить гнома, ничего не узнав! Даже если это вершинник, который давно ушёл из Такарона в надкаменный мир, – всё равно он знает о нынешнем Такароне куда больше, чем Илидор или чем драконы, покинувшие гору двести лет назад!
– Не дёргайся, – бросил Йеруш, не поднимая головы. – Ясно же, что гном тоже поедет в Декстрин – на кой бы ещё он пришёл сюда?
Илидор сглотнул.
– Но ты будешь ехать туда в клетке, – закончил Найло, не поднимая головы от бумаг.
* * *
Непонятно, почему гнома звали Вран Бесшумный, – он оказался говорливым и громогласным, что, впрочем, очень устраивало Илидора.
Вдоль дороги то и дело попадались большие соломенные чучела, обряженные в людскую одежду. Два-три раза – даже группками, окружающими небольшие глиняные домики. На одиноких чучел люди не обращали внимания, домикам серьёзно кивали, прикладывая к груди ладонь. Припекало солнце – снаружи, разумеется, не в повозке, надрывались птицы в полях и на лугах, то и дело вдали вырывалась из травяного ковра острокрылая стайка, перелетала на небольшое расстояние и снова терялась среди зелени.
Полог оставили открытым, так что Илидор хорошо видел всё, что происходит снаружи, а оттуда, из солнечного дня, почти не видно было Илидора, если только не вглядываться в нутро повозки. Дракон разглядывал своих случайных спутников-людей – они то и дело догоняли и обгоняли друг друга, перекликались, менялись местами конники, ослинники и повозки, некоторые шагали, держась за стремена, – процессия двигалась так медленно, что можно было без особенного труда поспевать и пешком.
Насколько Илидор понял из разговоров, у Эпадия не было необходимости тащить за собой столько народа, просто он желал, чтобы его передвижения по дорогам были всем заметны и внушали почтение. Видимо, насмотрелся на выезды владык эльфских доменов – или, скорее, ему кто-то рассказал о них. С процессией ехали на ослах несколько эльфов, незнакомых Илидору и явно местных. Одеждой, взглядами, манерой говорить и держаться подальше от тех, с кем говорят, они отличались от донкернасцев, а также от других эльфов и от немногочисленных людей Эльфиладона, которых Илидору доводилось встречать.
Гном Вран Бесшумный некоторое время шагал рядом с одним из таких эльфов, позади и чуть сбоку от повозки Илидора. Сначала их закрывала телега, гружёная чем-то тяжёлым и массивным, скрытым наваленными сверху тряпками. Потом телега подотстала и сместилась по дороге левее, так что эльф, ведущий в поводу ослика, и гном оказались недалеко от повозки Илидора, и дракону стал слышен их разговор.
– … подумал, совсем плох стал этот мир, если Вран Бесшумный присягнул на верность Эпадию, сыну Баресы. Рад ошибаться, рад.
Гном зубасто улыбался, всем видом своим показывая, что не на миг не принял слова эльфа за чистую монету.
– Ты как будто ожидаешь, что мне надоест это повторять, Валшут, или что я передумаю, – степенно заговорил он.
Каждое слово Врана было столь же веским (или увесистым?), сколь шаги, которые он впечатывал в дорожную пыль. Гном не брёл и не шёл, не поспешал и не тащился по дороге – он наматывал её на подошвы своих башмаков, как наматывают нить на клубок, неспешно и мерно, положив топор на плечи и крепко держась двумя руками за рукоять.