– Лена. – Голос Валентайна раздается совсем рядом, а после моих губ касается ягода. Я размыкаю веки, чтобы сцапать ягоду у него из рук, не забыв прихватить губами палец. У него темнеют глаза, а я, прожевав сочную темно-вишневую мякоть, сообщаю:
– Если ты будешь меня кормить, опоздаешь на свое совещание. Или что там у вас.
– Не опоздаю, – он протягивает мне хлеб с тонкими ломтиками мяса.
– Боже, мне жевать лень, – сообщаю я в пространство.
– Боже?
– Да, у нас так… в общем, в мире, где я жила, тоже есть Бог. Но его не называют по имени, как вы Лозантира или Тамею.
Валентайн улыбается, и я улыбаюсь в ответ.
Как мне не хватало таких вот пробуждений!
Почему не хватало, и сама не знаю. Потому что в моих воспоминаниях у нас таких пробуждений целое лето. Включая Эллейские острова, но еще есть ощущение, что все это не то. Оно как будто из прошлой жизни или из фильма, я должна помнить эмоции, но я их не помню. То же, что было сейчас – настоящее. Оно внутри меня. В моем сердце.
Перехватив бутерброд из его рук, усаживаюсь на постели. В тонком пеньюаре, который ничего не скрывает, и не без удовлетворения отмечаю в его глазах восхищение. Желание. Страсть. Как будто между нами не было всего, что было менее получаса назад. Но я и сама недалеко ушла, от того, как его взгляд скользит по моему телу, внутри снова рождаются жаркие волны.
Почему я чувствую себя такой голодной? По нему. Мы будто лет сто не виделись.
Он сам как бог, когда обнаженный. Древнегреческий или древнеримский, хотя сейчас я понимаю, что он – мой персональный темный бог. Точнее и не скажешь. Мне тоже нравится его рассматривать, и когда он одет, и сейчас, когда полностью обнажен.
– Напомни мне, что завтракать лучше в столовой, и желательно в одежде, – сообщаю я ему.
Валентайн же неожиданно смеется. Так легко, что меня саму накрывает каким-то удивительным чувством облегчения. Будто порвалась последняя нитка напряжения внутри.
– Иди сюда, – говорит он, указывая на свои колени.
– Э-э-э, нет. Больше я на это не поведусь.
– Точно? – Он все еще улыбается.
– По крайней мере, сейчас.
Разливаю ранх по чашкам, стоящим на подносе. Протягиваю одну ему. Этот чай, тьфу, ранх, слишком крепкий и у него вкус, как у какого-нибудь земного улуна. Я такие не люблю и, кажется, не покупала и не просила, чтобы покупали – по крайней мере, не помню, чтобы мы раньше пили такое. Тем не менее он сейчас горчит на языке, пробуждая и встряхивая от расслабленного томного оцепенения.
Валентайна будто бы тоже. Он мгновенно становится серьезным, после чего говорит:
– Тебе все-таки придется пообщаться с военными.
– Да я не против…
– Но про встречу с Адергайном лучше не рассказывать.
– То есть как?
– То есть так. Тебя вынесло порталом в сгусток темной магии, ты увидела погибшего пастуха. Уходящего в портал темного. Это все.
– Погоди, ты не хочешь, чтобы я говорила правду?
– Я не хочу давать Керуану и Фергану оружие против тебя. Как думаешь, на что они спишут встречу с Адергайном при таких обстоятельствах?
– На то, что у него есть возможность делать все, что он пожелает, и он почему-то захотел увидеть меня?
– Это не смешно, Лена.
– Да я и не смеюсь. Просто со лжи начинаются очень большие нестыковки и очень большие проблемы. – Я замолкаю, потому что сама не сказала ему про Люциана. Про то, что с ним переспала Ленор. Валентайн же мрачнеет так, словно вместо бутерброда проглотил тучу. Или собственного отца. Мне кажется, вокруг нас даже темнее становится, несмотря на солнечный день.
Только не говорите, что он снова был в моих мы…
– Правда и политика не всегда совместимы, – холодно произносит он, – иногда ложь способна уберечь и принести благо.
Хорошо бы. Я выпихиваю Ленор с Люцианом из мыслей и возвращаюсь к еде.
Правда, Люциан оттуда надолго не выпихивается. Как назло, вспоминается сон и следом – то, что про Адергайна я вообще-то сказала при нем.
– Я рассказала про встречу с твоим отцом, когда Люциан был рядом.
– Драгон ничего не расскажет.
– Нет?
– Его допрос сегодня сразу после совещания, на котором он будет. Я с ним поговорю.
При мысли о том, что Валентайн поговорит с Люцианом, внутри все напрягается. Я все еще нервничаю, когда эти двое сходятся вместе, возможно, потому что однажды Валентайн приложил его прямо на занятии. И много-много адептов рядом ему не помешали.
– Могу поговорить я, – сообщаю негромко.
Ой, зря.
– Ты мне не доверяешь, Лена?