В нескольких футах за окном всё заслоняла глухая каменная стена, вероятно, соседнего здания. Рей посмотрел вниз. Узкий проход между двумя стенами был завален мусором, предательские западни ждут всякого, кто попытается уйти отсюда быстро. Но с открытым окном Рей почувствовал себя спокойнее.
Он сел на край грязного и дурно пахнущего матраца и принялся есть. Горячая, странного вкуса еда была сильно наперчена, вероятно, чтобы заставить посетителей заказывать больше выпивки. Но голод утоляла, и Рей съел всё, до последней капли, и подобрал остатки хлебной коркой.
Потом откинулся на спину и задумался. Во время разговора с Кроносом эта внушённая ему воля взяла верх и диктовала ответы. Он остро это ощущал. Он был уверен также, что не сам по себе освободил мурийцев, хотя способ осуществления ему разрешалось найти самому. Итак, оба эти происшествия — причина его пребывания здесь. Но что ещё он должен сделать?
И долго ли сможет скрываться, дожидаясь, пока его снова призовут к выполнению своих обязанностей? Негодование на такое использование перестало быть горячим и быстрым, оно превратилось в неяркий, но жгучий огонь. Но он должен сдерживаться, пока не увидит пославших его. Гнев ослепляет, и человек может легко допустить ошибку.
Рей пристально посмотрел через окно на стену.
— Ну, хорошо, — он тщательно подбирал слова, но не произносил их вслух. — Я здесь. Жду. Если буду ждать долго, мне конец, и то, чего вы ждёте от меня, не будет сделано. Кто бы вы ни были, хоть намекните. Что вам от меня нужно?
Он пытался думать об этом, послать беззвучный призыв, словно мог преодолеть три океана и добраться до мозга наакала — или Ре Му. Или того, кто вложил в него это принуждение.
Внезапно ему показалось, что камни стены потемнели. Деревья! Рей закрыл глаза, потом снова медленно открыл. Он смотрел словно через перевёрнутый бинокль. Ряды деревьев, но крошечных. Однако мозг говорил ему, что на самом деле они огромны…
Нет! Это не ответ — не деревья! Он плотно закрыл глаза. Деревья тут ни при чём. Он не станет смотреть на них, думать о них…
— Давайте! — он думал о воле, словно о радиопередатчике, работающем на уходящей волне, так что ловить её можно только время от времени. Опустил голову на руки, глаза его оставались закрытыми. — Давайте! — молил он. — Дайте знать, что мне делать! Дайте знать, прежде чем станет поздно!
Фордхэм держал в руке полоску перфорированной бумага. Итак, Бертон считает, что здесь ответ?
— Не мните, не сгибайте, не рвите, — процитировал Харгривз. — Вероятно, мы должны обратиться теперь к чёрной, белой, красной, зелёной или синей магии, но отказываюсь признать, что человек способен до этого опуститься! Откровенно говоря, я в это не верю. Это… это просто неприлично!
— Не человек, нет… — поправил Бертон. — Мы запросили уравнение. С его помощью определённый тип мозга ответит на призыв. Ваш собственный компьютер выдал его нам. Точно так же, как раньше выдал уравнение для Атлантиды.
— Которое могло оказаться совершенно неверным! — вспыхнул Харгривз. — Всё, что мы увидели и записали, был лес, помните? Я поверю в Атлантиду, когда увижу более веские доказательства.
— Ну, хорошо, никто ведь и не настаивает, что это действительно была Атлантида, — возразил Фордхэм. — Но доктор Бертон прав. Мы ввели данные, получили уравнение, использовали его и вновь получили — то, что вы сами видели, то, что мы записали. И потеряли там человека. Логично считать, что он не остался на месте. И если это сработает…
— Если сработает, — подчеркнул Харгривз.
Фордхэм провёл рукой по лицу. Он устал, так устал, что трудно сделать даже малейшее движение. Когда он спал по-настоящему? Он не смог вспомнить.
— Это не всё, что нам нужно, — вмешался Бертон. — Вы должны это понять. У нас есть данные из его армейского досье, отчёты людей, знавших его, медицинские сведения и прочее. Я совсем не уверен, что получится, но нужно попробовать. Чтобы действовать увереннее, нужны были бы карты его поведения, гораздо больше отчётов хотя бы за двухлетний период…
— Но так как у нас этого нет, — устало завершил Фордхэм, — попробуем так. Чудеса случаются…
Харгривз пожал плечами.
— Я начинаю думать, что прав был генерал Колфакс. Послать поисковую группу…
— И потерять и её тоже? — спросил Фордхэм. — Нет, пока существует другая возможность, — он снова взглянул на полоску бумаги. По мнению компьютера, это уравнение и есть человек — живой, дышащий, ходящий, разговаривающий, думающий, ненавидящий, любящий человек. Так ли это? Они этого никогда не узнают, если только выстрел наудачу не попадёт в цель и Рей Осборн не выйдет из леса гигантских деревьев и не вернётся в свой мир в ответ на призыв экспериментальной установки.
Глава 14
Опасность? Рей поднял голову, внимательно прислушался. Из коридора не доносилось ни звука. Рей встал, неслышно подошел к окну и выглянул в узкий проход. Никого. Но где-то внутри него возникло такое ощущение, будто его внимательно разглядывают. Стоит только повернуть голову, и увидишь человека в углу комнаты.
И одновременно пришло лихорадочное стремление оказаться под открытым небом. Он не мог ему сопротивляться. Стены вокруг словно сомкнулись, отрезали воздух. Над всем нависла угроза, какую ощущаешь в ночном кошмаре. Не забывая об осторожности, Рей понимал, что не может больше оставаться в этом временном убежище, что его вытряхивают отсюда, какой сам вытряхнул бы испуганного зверька из корзины.
Но это было не то принуждение, которое заставило его остаться в порту. Теперь он был уверен, что это действует враг. И всё же не мог сопротивляться.
Ну, ладно, он уйдёт отсюда. Иначе — Рей облизал губы — если давление будет возрастать, он просто закричит, выдаст себя, и враги его тут же схватят.
А если подчиниться принуждению — так он может сохранить хотя бы частично собственную волю. И пока у него есть силы, он будет сражаться, уклоняться, бежать! Если бы он только знал, зачем его оставили здесь; имея цель, имеешь причину держаться.
Капитан Таут упомянул парусного мастера. Можно ли пойти к нему? У Рея не было причин верить в добрую волю капитана пирата. Но это всё, что у него осталось, — тень надежды.
Американец резко повернулся и прижал руку к боку. Поморщился от боли в ране. Едва оказавшись наедине в комнате, он осмотрел рану. Та уже подсыхала. Порез был чистый и начал заживать.
Рей снова подошёл к окну и осмотрел проход внизу. Высунувшись, но так, чтобы не потерять равновесия, он увидел, что слева, к фасаду таверны, выхода на улицу нет, там высокий забор и тупик. В другую сторону — да, вероятно, выход там имелся. Быстро сорвав покрывало с постели — он обнаружил, что оно единственное, — Рей привязал его к ножке. Получилась не очень длинная верёвка, но этого хватило, чтобы благополучно спуститься. И вот он выбрался в окно и повис над отбросами. Выпустил верёвку и упал, как его учили, свернувшись, чтобы не пораниться. Но на занятиях ему никогда не приходилось прыгать на свалку.
Пробив верхний слой мусора, американец с силой ударился обо что-то твёрдое. Несколько мгновений лежал, ощущая боль в боку и опасаясь обнаружить сломанные кости.
Наконец, всё сильнее ощущая, что за ним охотятся, Рей выбрался из груды мусора. Одной рукой держась за стену, чтобы не поскользнуться, он начал продвигаться к задней стороне таверны. Если шум от его падения и встревожил кого-то из обитателей, очевидно, они решили не интересоваться его причиной.
Узкий проход достиг конца здания, но стену продолжил забор из высоких прогнивших досок. Слева по-прежнему тянулась стена другого здания без окон. Доски забора были сухие и непрочные, и Рей подумал, что легко смог бы проломить их, но пока необходимости в таких решительных мерах не видел.
Он пробрался через вонючую лужу и, наконец, упёрся в тупик. Потребность выбраться на свободу, иметь пространство для маневра настолько усилилась, что Рей забыл об осторожности, набросился на забор, бил ногами, рвал гнилые доски, пока не вывалился в переулок, очень похожий на тот, в котором встретился с вором.