Молодец! Я с первого взгляда понял, что вы прогрессивный, свободно мыслящий, современный человек. Вот так, мы с вами заканчиваем. Посидите в кресле минуточку. Я знаю, что вас беспокоит: сможете ли вы дышать носом? Вот уж из-за этого совсем не стоит волноваться! Никакой насморк, никакие слизистые выделения не помешают вам дышать. Дело в том, что чудесный препарат, который мы вам – заметьте, с вашего согласия – ввели, резко замедляет метаболизм. Пока инъекция действует, вашему организму потребуется в миллионы раз меньше воздуха, соответственно и все ваши процессы купируются и сопутствующие им биологические выделения сокращаются в миллионы раз, практически останавливаются.
У Владимира Ивановича выступили слезы.
Ассистентка, видимо, вспомнила о каких-то важных обстоятельствах, отвела веселого доктора в сторону и стала что-то шептать ему на ухо. Тот внезапно рассердился и покраснел.
– Не надо мне подсказывать, что дальше делать, яйцо вздумало курицу учить! – очень строго ответил колобок помощнице, но когда он вернулся к пациенту, на его лице вновь была маска любезности и доброты. – Ну что же, дорогой Владимир Иванович. Мне кажется, вы вполне уже адаптировались к новой для вас ситуации и готовы получить достоверную информацию о том, что в действительности с вами сейчас происходит. Но, чтобы вы могли правильно оценить эту информацию и не навредить ни себе, ни нашей клинике, где, как видите, установлено самое дорогое и самое современное оборудование, нам придется принять некоторые превентивные меры.
Он сделал незаметный знак помощнице, и та ловко пристегнула специальными ремнями предплечья Меклина к подлокотникам кресла.
Не зря все-таки Лектер так свирепо смотрел на него!
– Не дергайтесь, Владимир Иванович, и не возмущайтесь – только самому себе и навредите. Все, что здесь делается, делается только ради вашего блага. Мы с вами отлично сработали, и это гарантирует нам идеальный конечный результат. Я знаю, вы меня слышите. Мы обязаны вас проинформировать, что в ближайшее время вы испытаете очень глубокий очищающий сон. И во время этого сна в ваш организм вообще не должен поступать кислород через органы дыхания. Последствия я вам рассказал – последствия могут быть ужасны! Я понимаю, вы чрезвычайно обеспокоены и расстроены столь неожиданным поворотом событий, но, поверьте мне, через этот кабинет и это кресло проходили уже тысячи пациентов. Все у вас будет преотличненько. Нам необходимо зашить ваши ноздри, чтобы через них не поступал воздух. Нет, нет, кислород вам все равно нужен. Но уже в столь малых дозах, которые вам вполне обеспечит кожное дыхание – да, да, у нас с вами есть кожное дыхание. Я знаю, вам трудно принять подобное решение, но, поверьте, мы с вами столь далеко зашли, что обратной дороги нет. Нам предстоит сделать еще один совсем маленький шажок, и тогда будет виден свет в конце тоннеля. Ну, соглашайтесь же. Молодец, молодец, мы гордимся вами. Вот я сейчас косметически безупречно зашью ваши ноздри, потом вам нужно будет подписать бумагу о том, что все, что было сделано здесь, персонал клиники осуществил с вашего согласия.
Сволочь Стоцкий!
Врач закончил свою работу, ассистентка освободила руки Владимира Ивановича. Его движения становились все более медленными. Он этого не понимал: ему казалось, что доктор и его ассистентка катались быстрее и быстрее – мысль и внимание Меклина не успевали зафиксировать их положение в пространстве, а движения смазывались. Владимиру Ивановичу дали договор, ручку, он помнил о своем обещании что-то подписать. Меклин человек слова, раз обещал значит, подпишет, не станет же он подводить этих милых людей! Доктор с ассистенткой с трудом дождались – прошло не менее пятнадцати минут, прежде чем из-под пера пациента появились три первые закорючки.
– Все, этого достаточно, – резко сказал доктор и вытер платком вспотевший лоб, ассистентка буквально вырвала авторучку и договор из пальцев Меклина.
Владимир Иванович внимательно осматривал свою руку. Он помнил: только что в его руке была авторучка, а теперь она неожиданно исчезла. Надо уходить отсюда. Меклин стал подниматься, чтобы покинуть кресло. На лице его застыло выражение одеревеневшего удивления.
– Он что, очнется через три часа? – спросила помощница, обращаясь к доктору.
– Не говори глупостей. Разве стали бы мы возиться с ним из-за трех часов? Я ввел нормативно рекомендованную порцию, которая исключает индивида из общества, но без зверств, без фанатизма и без кровопролития!