Аль-хакима оттянула курок пистолета.
- Это я, Якуб Кенсицкий, - громко сообщил прибывший. – Меня прислал сам канцлер Гнинский. Вас, мил'сударыня, вызывают, чтобы оказать врачебную помощь. Дело важное.
Дорота одним рывком расшнуровала вход. Молодой гусар тут же прошел вовнутрь и поклонился присутствующим в пояс. В царящей полутьме, освещаемой, правда, вспышками белых молний, ползающих по черному дереву, он пытался увидеть Йитку. Нескладно доложил что-то о срочной необходимости спасения раненого, а еще о том, что необходимо собирать вещи, потому что любой момент может прозвучать приказ выезжать.
- Turci nas uvolní z paláce? (Турки нас отпускают из дворца? – чеш.) – спросила Йитка.
- В определенном смысле. Собственно говоря, некоторые нас освободят и отпустят, от других мы убежим, - не слишком точно пояснил рыцарь, после чего бросился к ногам сидящей девушки. – Не слишком ли мил'с'дарыня страдает? Как мог бы я облегчить ее в беде? Позволь вынести тебя из всего этого балагана на руках, чтобы не пришлось тебе страдать от неудобств путешествия.
Ранее, когда гусары обнаружили обеих женщин в развалинах, и юноша увидел окровавленную Йитку, он чуть не зарубил саблей Талаза, приняв того за виновника ран у девушки. Потом он довез невольницу до лагеря, держа ее перед собою в седле. Дороте пришлось плестись за гусарами. Теперь же она лишь покачала головой, видя любовное безумие в глазах рыцаря. Не обращая внимания на молодежь, она схватила свою врачебную сумку – единственное имущество, оставшееся от накапливаемого годами богатства. Проверила, на своих ли местах ланцеты, равно как бутылочки и баночки с мазями. Все хирургические лезвия и щипцы были выполнены на заказ из самой лучшей стали, к тому же рукоятки скальпелей и ножей были украшены накладками из слоновой кости. Настоящие игрушечки, стоящие, что и дюжина девственниц или же шесть опытных кухарок. И подумать только, что за пару дней она потеряла все, что копила целую жизнь. Столько лет трудов, ограничений, беспардонной войны за выживание в мире, в котором главенствовали мужчины и… фью! Все исчезло, развеялось словно дым.
Якубу пришлось покинуть Йитку. Он поцеловал ее пальцы и настаивал, чтобы та отдыхала, обещая при этом, что станет за нее молиться. Красотка затрепетала ресницами, а когда поляк выходил, послала ему вослед томный взгляд. Словно профессиональная продажная девка, рассеянно подумала Дорота. Похоже, бывшая монашка насмотрелась на примеры искусства соблазнения во время подготовки невольниц, а может все это у нее в крови, и пацана околдовывает интуитивно.
Затем аль-хакима прошла через весь лагерь за гусаром. Здесь было тесно словно на стамбульском базаре в самую торговую пору. Укрепленный лагерь пришлось сильно ужать, чтобы в нем поместилось все посольство вместе с лошадями и слугами. Какая-то часть поляков отдыхала в шатрах, но большая их часть возбужденно крутилась между повозками и палатками. Не прекращались споры и рассуждения, опять же, каждый был хоть чем-нибудь вооружен, даже у поваров и поварят в руках были ножи и тесаки. Лишь в одном месте Дорота заметила стоявших на коленях и погруженных в молитву людей. Мессу проводил один из сопровождавших посольство исповедников, молодой ксендз, заменивший пропавшего Лисецкого.
Наконец гусар завел Дороту в шатер самого канцлера. Внутри горели масляные светильники, посреди стоял раскладной столик с разложенным планом. Здесь собралось несколько сановников, воеводы и стольники в жупанах, здесь же стояло четыре янычара, но внимание привлекали не они, а красивый, хотя и чудовищно окровавленный и избитый турок, лежащий на носилках. Янычары, наверное, были всего лишь носильщиками, которые принесли мужчину, потому что они тактично отступили под стену. Дорота еле заметно присела в поклоне перед Гнинским, а тот с обеспокоенной миной указал ей на лежащего полуголого мужчину.
- Это единственный человек, знающий, как остановить чужих, - коротко сказал посол. – Прошу удерживать его в живых любой ценой.
У Дороты на кончике языка вертелся вопрос: а насколько высока цена его жизни, потому что ее услуги тоже много стоят. Но смолчала про себя, заметив, что если выйдет из всего этого живой, ей обязательно нужно будет приплюсовать эту услугу к конечному счету, который она выставит полякам. А пока что она опустилась на колени возле раненого и положила ладонь ему на лбу. Тот открыл глаза, и только сейчас Дорота его узнала.
- Талаз Тайяр! – прошипела аль-хакима. – Я передала тебя полякам в доброй вере, понятия не имея, что тебя так страшно поколотят. Не знаю, обрадует тебя это или нет, но мне ужасно жаль. В конце концов, ты ведь спас мне жизнь, вынося из самого ада. А теперь чувствую себя так, словно сама тебя так избила.
- Э-э, это все ничего, - прохрипел Талаз. – И это не поляки меня избили. Это результат разговора с визирем и янычарами. Все не так паршиво, кости целы, меня только били бичом, посыпали солью и прижигали железом. Только шкуру попортили, внутренние органы в порядке. Вытри меня и протри каким-нибудь антисептиком.
- Чем?
- Тем, чем обычно промываешь раны, - простонал турок. – И пускай мне приготовят какую-нибудь питательную еду. Мне нужно много энергии, чтобы побыстрее регенерировать. Переставлю метаболизм на повышенную скорость, благодаря этому, приду в себя в течение суток, самое большее – двух. А чтобы это удалось, мне нужно много есть.
- Ты способен ускорять заживление ран? – Дорота буквально задрожала.
Вновь она испытала жгучую волну любопытства, в ней завибрировала жилка ученого и исследователя. Повернувшись же, она приказала принести воду в тазике и чистые куски полотна, а еще, чтобы повар быстро выдал из запасов чего-нибудь жирного и питательного, лучше всего: бульон с мясом. Потом сконцентрировалась на пациенте. ее руки действовали быстро и умело, ощупывая турка и обследуя повреждения.
- В какой-то степени я могу влиять на производительность организма. Тело Талаза было изменено в тот момент, когда я в нем поселялся. Так что это это не врожденное или обученное свойство, но было мне дано посредством далеко продвинутой технологии.
- Ты применяешь слова, непонятные даже для меня, хоть я и не тупая, - буркнула Дорота. – Тебе придется брать поправку на то, что мы пользуемся разными системами понятий. Говорим мы на одном и том же языке, но родом из разных миров. Тебе следует упростить рассказ, приспособить его к моему уровню.
- Ладно. Просто, когда я сконцентрируюсь, то могу быть несколько сильнее, быстрее и гибче обычного человека. Да, и поторопись с перевязкой, у нас мало времени. Через час выступаем.
- Выступаем? Мы же окружены и замкнуты в охраняемой твердыне.
Талаз усмехнулся и ничего на это не ответил. Но Дорота заметила: что-то происходит. Все вышли из шатра, а через минуту женщина услышала шелест и увидела, что его стенки опускаются. Слуги начали сворачивать временное местопребывание канцлера, не обращая внимания на аль-хакиму и ее пациента. Когда Дорота закончила перевязывать турка, от шатра не осталось и следа, а вокруг царил еще больший балаган, лошадей запрягали в повозки и готовили верховых лошадей. Сановники и посольство грузились в кареты, покрикивая на оружных и слуг, а те орали на прислугу и конюхов. Среди бегавших туда-сюда поляков были видны белы кафтаны и высокие шапки янычар. Это последнее в особой степени заинтересовало женщину.
- Янычары объединили силы с поляками? – неуверенно спросила она. – Такое ведь невозможно.
- Мне это стоило мне много боли, но, похоже, перемирие устроить удалось, - заявил Талаз.
Внезапно у носилок вновь появились четверо янычар. Они схватили их и подняли, после чего быстро направились с ними к открытой повозке, на которой разместили уже и других раненых, а точнее, Йитку и какого-то бледного, словно покойник янычара в офицерском мундире. Дорота, увидав его здесь, даже зашипела. То был ее ведущий офицер, та самая сволочь, которая заставила ее шпионить – суповар Абдул Ага.