– А, Лис! – он осклабился в улыбке. – Привет. Ты ко мне? Какие проблемы?
Жуга достал из кошеля монету.
– Попадались тебе такие деньги?
Гельмут покрутил в пальцах тусклый серебряный семиугольник, куснул его с профессиональной сноровкой и повернул к свету, рассматривая рельеф. Прищурился.
– Хм… Необычная форма. Откуда это у тебя?
– Стало быть, не попадались, – отметил про себя Жуга. – Во сколько ты её оценишь?
– Хочешь обменять? – Гельмут уронил монетку на стол перед собой, прислушиваясь к звону, удовлетворённо кивнул и положил её на чашку маленьких весов. – Хм, так-так… пять унций… пополам… три пишем, два в уме… хм… хм… – он почеркал мелом на дощечке и отложил её. – Дам двенадцать менок с вычетом полушки за услуги. Идёт?
Травник поднял бровь:
– Так много? Дёшево берёшь. Сменил расценки?
– Обижаешь! Для нужных людей у меня скидка. Так как? Меняешь?
Жуга помедлил и достал ещё одну монету.
– У меня к тебе будет необычная просьба, – сказал он.
Гельмут заинтересованно подался вперёд.
– Выкладывай.
– Не сегодня, так завтра появятся люди, которые захотят их разменять. Попробуй выловить монеты. Их и вот эти, – травник выложил на стол перед менялой семиугольный медяк. – Давай завышенную цену, не торгуйся. Сколько ты поимел бы с этого сребреника? Только честно.
Тот поколебался.
– Два гроша.
– Получишь три, я обещаю. Если даже не смогу всё сразу выплатить, буду лечить тебя бесплатно. Если получится, спроси у других менял и откупи. Да, вот ещё что: до темноты зайди ко мне и захвати с собою всё, что наменял. Поверь, это очень важно. Гораздо важнее, чем ты думаешь.
Гельмут посерьёзнел.
– Что стряслось, Жуга? – спросил он. – Влип в историю? Я в грязные игры не играю, ты же знаешь. – Он с подозрением повертел монету в пальцах, выудил из сумки треснувшее, в медной оправе толстое стекло и рассмотрел через него внимательней рисунок реверса и аверса. Прошёлся пальцем вдоль реборды. – С ней что-нибудь не так? Фальшивка? Обрезь? Не похоже… Незаконная чеканка? Или… А, понимаю… – Гельмут поднял взгляд, лицо его озарилось догадкой. – Старинная работа, слишком чистое серебро. Подорвёт баланс. Хочешь придержать их до худших времён?
– Можно сказать и так, – с облегчением кивнул Жуга. Втайне он надеялся, что Гельмут сам подыщет происходящему правдоподобное объяснение, но не ожидал, что это случится так быстро. – На самом деле всё сложнее.
– Ладно. Не хочешь, не говори. Так и быть, для тебя постараюсь. Так, значит, говоришь, три гроша?
– Три.
– Их будет много, этих денег?
– Нет. Не больше кошелька.
– Хм, кошельки бывают разные… Медяки, что, тоже выменивать?
– Если попадутся.
– А цена?
– Договоримся. Скажем так, три менки за десяток. По рукам?
– По рукам. Жди, вечером зайду. А если что…
– Если что, – сказал Жуга. – Рудольф заплатит. Я его предупрежу.
Навестив для верности троих оставшихся менял, травник попросил их оказать ему такую же услугу, после чего направился к «Красному Петуху». На этот раз он не вошёл в корчму, ограничившись наружным осмотром. Прислужник Вилли, получив медяк, с охотой сообщил, что Эрих снял одну из комнат наверху и жить там будет неделю, и даже указал окно этой комнаты. Решётки там не было, но само окно располагалось высоко, под мощным козырьком дубовых, потемневших от времени стропил. Правда, вдоль всего второго этажа тянулся карниз, но карниз очень узкий, скошенный кнаружи и соструганный под фигурную галтель. Добраться до окна было можно, но закрепиться трудновато. Придя к такому выводу, Жуга заглянул в «Два Башмака».
Полностью исцелить Томаса он вчера не смог бы при всём желании – слишком много сил было потрачено на беготню, слишком много Томас потерял крови, слишком долго в травнике дремал его магический талант. Зарастив по мере сил разодранную плоть, Жуга оставил кабатчика под присмотром жены – Томас был очень слаб, и перенести его к Рудольфу Жуга не решился. Впрочем, Марта оказалась хорошей сиделкой, все наставленья соблюдала беспрекословно, хотя до сих пор косилась на травника с подозреньем. Сейчас Томас спал. Спутанная сеть лиловых вздувшихся рубцов покрывала его шею и руки. Жуга осмотрел его и удовлетворённо кивнул.
– Самое страшное позади, – сказал он, уходя. – Недельки через полторы сможет встать. Раньше не надо, а то швы разойдутся. Побольше питья и какой-нибудь мягкой еды, только не пива и не мяса. Свари ему тыквенной каши, репы испеки, что ли… И чтобы ничего острого! Никакой горчицы или уксуса, никакого чеснока!
В доме Рудольфа царила тишина. Телли так и не пришёл. Жуга нахмурился, но ничего не сказал, лишь переоделся в чистую рубаху и принялся наводить порядок на полках.