– Ждать, – сказал он наконец.
Взгляд мальчика меж тем упал на доску.
– Рудольф… Ты… трогал что-нибудь?
– А? Трогал. Да. Они не отрываются. А что, что-то не так?
Телли гулко глотнул и поднял взгляд на старика.
– Я лису ставил… не сюда.
Что-то не так
«Мудрый познаёт не существование и гибель, а их причины».
В эту ночь Телли долго не мог уснуть. Он лежал в обнимку с драконом в комнате, где раньше спал Жуга, на его тюфяке, лежал и смотрел в потолок, а заснувши, то и дело вскакивал и с колотящимся сердцем вслушивался в ночь – не стукнула ли дверь? – и всякий раз напрасно. Ближе к утру, когда стал заниматься рассвет, он встал и спустился вниз. Рик запищал, потеряв источник тепла, свернулся сам в себя под серым войлоком одеяла и остался досматривать свои драконьи сны.
В комнате внизу было сыро и холодно, в окошко царапался дождь. Тил остановился и уселся прямо на ступеньках. Поднял взгляд. В пустых овалах двух зеркал отразились две мальчишеские головы, обе темноглазые, беловолосые и заспанные. Левое ухо у обоих до сих пор немного торчало в сторону. По-над зеркалом из темноты отблескивал стеклянный жёлтый глаз совы.
Обычно Тил так рано не вставал, это Жуга вскакивал ни свет ни заря, но даже травника порой опережал Рудольф, соскучившийся за ночь по любимой трубке. Но сегодня комната была пуста. Рудольф и Бликса спали, утомлённые тревогой и суетой. Телли вдруг поймал себя на мысли, что давно уже не связывает для себя этот дом с Рудольфом. Здесь всё напоминало о Жуге – большая деревянная бадья для ванн, мешки, горшочки, баночки на полках, связки сохнущих трав и кореньев на стенах и под потолком, ступка с пестиком, разрешение на торговлю и патент от бургомистра в рамке на стене… И даже круглая доска с дурацкими фигурками из кости тоже напоминала о нём. В углу примостился посох – им травник бился с тенью каждый день. Телли взял его и покачал на ладони. Увесистый, с оплёткой на концах, посох был на добрый локоть выше его роста. Вспомнилось, как однажды, с вечера упившись чаем, он проснулся раньше обычного и застал травника внизу. Вспомнился рисунок его дикого, стремительного танца, когда, казалось, всё, что есть на полках, вот-вот сметёт гудящий рукотворный вихрь, а стёкла окон и зеркал так и брызнут осколками… Тил вздохнул и покачал головой – как правило, Жуга никогда ничего не задевал. А что касается корчмы… У Телли вновь захватило дух при воспоминании об этом. Он толком не видел, что было после того, как травник загасил огонь. Был выпад, хлёсткий, с разворота росчерк серого меча, упавший с распоротым горлом один из бойцов и вслед за этим лишь мельканье беспорядочных теней, глухие выкрики и звон железа.
Потом примчалась собака.
Потом была вспышка.
Потом – пустота.
Какое-то время Телли лелеял надежду, что Жуга неведомо каким манером вырвался из окружения и спрятался – на кухне, в подполе, на чердаке – не важно, где, но спрятался. Но миновали сутки, а травник всё не приходил, и ничего не говорило за то, что он придёт. Напряженье ожидания росло. Казалось, вот сейчас, через мгновенье гулко хлопнет дверь, и Жуга, с утра ушедший в лес, возникнет на пороге с ворохом только что собранных трав, вихрастый, рыжий, как всегда чем-то озабоченный; дом наполнится вознёй и суетой, осенним шорохом сушёных листьев, стуком пестика, весёлым треском дров в камине и кипеньем каши в котелке, приправленным обычным старческим ворчанием Рудольфа…
Но дом был мёртв. Мёртв, мёртв, мёртв.
Что-то пошло не так.
Тил вздохнул и с сожалением поставил посох обратно в угол. Если бы он мог хотя бы вполовину, хотя б на четверть драться так здорово, как Жуга! Все эти поганые стражники, всякие там Отто-Блотто и прочие Румпели сидели бы в своих канавах по уши и квакнуть боялись!
Он наскоро умылся, набрал в котёл воды и принялся растапливать камин.
Со всей этой вознёй и суматохой, внезапными находками, потерями, собаками, убийствами и исцелениями все окончательно потеряли голову. Никто не подумал пополнить запасы продуктов. Мешок с крупой погрызли мыши, хлеб засох, а сыр заплесневел. Лишь во всегдашней бутылке Рудольфа что-то плескалось да на дне сундука обнаружилась желтоватая дряблая тыква. Телли пошарил за бутылками, вытащил берестяной коробок, где Жуга обычно держал деньги, помедлил и высыпал их на стол.
Восемь сребреников и три медяшки.
Мало.
Он вздохнул и принялся за стряпню.
Следующим, как ни странно, пробудился Бликса, и не только пробудился, но и сам спустился к завтраку. Как и предрекал Жуга, раны и ожоги на лудильщике заживали быстро. Тем не менее Телли настоял на том, чтобы сменить повязки, прежде чем тот сядет за стол. И только потом проснулся Рудольф, посмотрел на мальчишку, на рассыпанные монеты, покачал головой и принялся раскуривать трубку.