— Кабак сгорел, а названье осталось… Слышь, — Телли поднял взгляд, — а почему Рик тогда тебя послушался? Он никого к себе не подпускает, а за тобой пошёл. Слышь, рыжий? А?
— А ты вот у него возьми и спроси. Может, глянулся я ему… Тебе ещё чего-то надо от меня?
— Да это… — замялся тот. — Я так. Я спросить хотел. Зачем ты за меня бутылку отдал?
— Пожалел дурака. Да и дракошку твоего поближе рассмотреть хотелось. Никогда доселе не видал.
— А, Рик! Я сам его высидел, — заявил Телли с такой комичной серьезностью, что странник невольно усмехнулся. — Что, не веришь? Ну и ладно, чёрт с тобой… Я, может, помочь хотел, а ты… такой же, как и все!
Он повернулся, спрыгнул и быстрым шагом направился прочь. Дракон последовал за ним.
— Постой, погоди! — пряча улыбку, окликнул его странник, но тот уже скрылся за углом. Зашуршали, осыпаясь, камешки, присвистнул Рик, и всё затихло. Странник постоял, пожал плечами и принялся стучаться в двери уцелевших домов.
В первом доме и втором царила гробовая тишина. Из третьего, что рядом с деревом, в ответ на долгий стук наконец-то послышался шорох шагов.
— Чего надо? — глухо спросили за дверью.
— Хозяина надо, — ответил странник.
— На хрена тебе хозяин?
— Дело есть, раз пришёл… Открыл бы, а то какой через дверь разговор.
После некоторой паузы с той стороны лязгнул засов. Зелёная дверь в неровной мозаике облупившейся краски медленно отворилась, являя взору темноту прихожей и белое пятно лица.
— Это ты Рудольф?
— Ну, я, — серые, чуть с желтизной глаза старика смерили пришельца долгим и недружелюбным взглядом. — Чего надо?
Рудольф был худой и очень сутулый, странник не сразу понял, какой он высокий — почти на целую голову выше его. Жидкие пряди седых волос свисали до плеч, лицо было бледное, чуть с желтизной, под кожей остро выпирали скулы. Из глубины открывшейся двери тянуло сыростью и плесенью. В руках старьёвщика была пузатая бутылка в ивовой оплётке, явно не пустая.
— Не продаю, — угрюмо пробурчал Рудольф, не дожидаясь ответа на свой вопрос, — не покупаю. Ничего. Проваливай.
— Мне нужна комната, — сказал странник. — В наём. Я знаю, что ты живёшь один…
— Ступай на постоялый двор, там будет тебе и комната, и вино, и хлеб, и девка на ночь.
Дверь заскрипела, закрываясь. Странник поспешно шагнул вперёд и вклинил ногу между ней и косяком.
— Постоялый двор мне не подходит, — покачал он головой. — Мне нужно место, чтоб обосноваться здесь надолго. Здешняя окраина как раз то, что мне нужно. Я мог бы помочь тебе с ремонтом и вообще… О цене договоримся, не обижу.
— Мне не нужны жильцы, — Рудольф безуспешно силился закрыть дверь. — Мне вообще никто не нужен! Мало, что ли, в городе домов? Уходи, а не то стражу кликну.
Угроза позвать стражников в устах Рудольфа прозвучала просто нелепо, но пришелец предпочел не спорить и ногу свою убрал. Дверь закрылась. Странник молча покачал головой и зашагал обратно, постепенно возвращаясь в центр города.
День выдался не по осеннему тёплый. Рынок шумел совсем близко, но идти туда совершенно не хотелось. Решив попозже подыскать себе гостиницу, странник заглянул в лавку аптекаря, где за три талера купил бутылку водки местной перегонки, вдвое меньшую, чем та, что он отдал на откуп за мальчишку, после чего направился в ближайшую корчму, нацелясь выпить пива и чего-нибудь поесть — два башмака и кружка на вывеске обещали по крайней мере первое, если только под ней не работал какой-нибудь охочий до выпивки сапожник.
Погребок был самый обычный, может, разве, чуть почище других. Расшвыривая прелую солому, странник подошёл к стойке и огляделся. Стол здесь был один, большой и длинный, для надежности прибитый к полу. Негромким гулом рокотали голоса — несколько человек у окошка что-то обсуждали. Звякали кружки, слышался смех.
Трактирщик вытер стойку засаленным фартуком и поднял взгляд.
— Поесть чего можно в твоем кабаке? — спросил странник.
— А как же! — расплылся тот в улыбке, обдавая странника застарелым крепким духом чеснока. — Мясо жареное, хлеб, чечевица, рыба какая хочешь… Пиво будешь? У меня хорошее сегодня пиво, тёмное, от Гагенбаха. Сам откуда будешь?
— С гор, — странник покрутил монетку в пальцах. Вздохнул, со стуком припечатал медный кругляш к стойке и полез в кошёлек за вторым. — Давай всё, кроме рыбы.
— Зря, господин хороший, зря! Селёдка у нас нынче славная, да и треска — ничего. Ну, нет, так нет.
Дверь распахнулась, впуская подгулявшую ватагу рыбаков — человек двенадцать.
— Томас, пива! — с порога выкрикнул один из них — почти квадратный рыжий бородач в потёртых кожаных штанах, сапогах из тюленьей кожи и толстой вязаной фуфайке. Подошёл к стойке, оттянул пальцем воротник. — Уф… Жарко. Поверишь ли, шесть дней вверх по теченью пёрлись, так сейчас даже лёжа покачивает… Что стоишь? давай всего, что есть, только чтоб без рыбы, мать её… Здорово, рыжий. Я где-то тебя уже видел. Пиво пьёшь?