Такие детёныши не всегда выживали и после вылупления, обладая разной кровью и иногда слабыми для их силы телами. Но те, кто всё же выживали, могли стать чрезвычайно одарёнными особями. Как из соединения двух стихий, могло появиться что-то уникальное, необычное, так и в случаях смешивания разной крови рождались особые в своей неповторимости родичи. За свою жизнь чудной дракон встречал одного такого крылатого ящера: дочь лавового дракона и штормовой драконицы, Зотарес. Она была очень крупной, больше любого из своих сородичей, и переняла силу от обоих родителей. Ударом хвоста она могла дробить камни, а махи крыльев могли проносить её сквозь бушующую бурю. Но самая главная особенность заключалась в её дыхании. Не огонь, но что-то среднее между пламенем и молнией. Оно сжигало всё, буквально проходило насквозь всего, что встречало на своём пути, порой и огонь других драконов. Поэтому неудивительно, что она без особых проблем стала лидером лавовых сородичей, в равной мере и уважающих, и опасавшихся её силы и нрава. Земляной самец с широкими, кожаными мембранами у затылка не мог назвать Зотарес справедливой и милосердной. Сказывался резкий нрав штормовых драконов, но его, как мага, очень заинтересовало её дыхание. Пришёл к выводу, что это действительно результат смешения молнии и твёрдого огня. И вот сейчас с таким же подходом он пытался найти хоть какие-то отличительные признаки на скорлупе. На одном буром начали выступать фиолетовые прожилки, на втором буром пока ничего. А вот с зелёным произошло куда больше перемен. Цвет стал более насыщенным, и появились чёткие голубые крапинки. Ярко выраженная земляная стихия с вмешательством воды или льда. Трефалкир отметил, что этому яйцу не нужно много жара, может, даже стоит иногда держать в воде, как делают водные драконы: морские и речные. Его беспокоило бурое яйцо без всяких признаков, ведь неправильный уход мог навредить детенышу, если не погубить. Зелёный дракон решил пока поддерживать одинаковый уход за бурыми. Разве что, то, с фиолетовыми прожилками, которые были пока еле заметны, надо меньше выставлять на солнце. Ему не хотелось сделать что-то неправильно, ведь он в ответе за них. «Всё же самки лучше чувствуют, как следует ухаживать за ними», в очередной раз подумал чернокнижник, отодвигая зелёное яйцо от двух остальных.
Жизнь шла своим чередом, прошло несколько месяцев, и Трефалкир чувствовал себя несколько уверенней. На всех яйцах стали проявляться признаки той или иной стихии, самым неожиданным стало то, что бурое без прожилок стало краснеть. И земляной самец волновался, потому что не знал, какой жар безопасен для этого детеныша. А температуру надо было повышать, потому что иначе драконыш внутри не сможет вынести даже огня собственной крови и буквально сгорит изнутри. Но опасно было и слишком резко повысить температуру. Как-то вернувшись с обхода своих границ — дракон всегда задерживался у северной, тщетно пытаясь взором отыскать свою Азайлас — он обнаружил на красном яйце трещины. Тогда впервые за всю недолгую по меркам своего вида жизнь он ощутил себя беспомощным. На данном этапе трещины были опасны, и сложно сказать, почему они вообще появились. Он прислушался и с ужасом обнаружил скачущее сердцебиение внутри. Нарушалась герметичность, и малыш внутри мог погибнуть. Трефалкир не знал, что ему делать. Единственное что пришло в голову: это залатать яйцо магией, молясь, чтобы эта самая магия не ударила по детёнышу. Бормоча заклинания и чаруя своё пламя, зелёный дракон принялся слегка выдыхать на трещину огнём, принявшим более тёмный цвет, чем обычно. Минут двадцать он бережно держал яйцо в своих передних лапах и ещё более бережно направлял пламя. Наконец трещины начали затягиваться. Выдох облегчения. Он всё ещё слышал биение детёныша, уже более спокойное, значит, всё в порядке. Напуганный этим происшествием Трефалкир целую неделю не покидал своё потомство, тщательно наблюдая и следя за малейшими изменениями.