Так ослаб Повелитель Метели. Своим криком драконам удалось переломить его могущественный посох, и Повелитель Метели, лишившись магической поддержки, пустился в бегство.
Поскользнувшись на снегу, он упал и покатился с горы. Он катился, катился, катился… До тех пор, пока не стал совсем маленьким и жалким. Подобное существо никому не могло причинить вреда. Даже его мелкие проказы остались бы незамеченными. Измотанный битвой с драконами, лишившийся сил, Повелитель Метели скрылся в глубинах леса у подножия горы, и долгие годы его никто не видел.
Драконам удалось победить Повелителя Метели, но ради этого они отдали свои тела и превратились в угасающие души, которые опустились тусклыми огоньками в долине неподалеку от Смоллвуда.
Через несколько лет их отыскала там юная чародейка. Когда она подросла, она создала для драконов новые тела из зачарованной бумаги. Вновь обретя форму, души драконов смогли задержаться в этом мире. Им хотелось жить в Смоллвуде бок о бок с людьми, но у драконов оставалось неоконченное дело.
Им нужно было отыскать обломки посоха, вырезанного из Горе-древа.
Чародейка помогала им в поисках. Вместе с бумажными драконами она бродила по заснеженным лесам, пытаясь найти место, куда упали обломки посоха. Их надлежало уничтожить — хоть Повелитель Метели исчез, даже обломки посоха обладали определенным могуществом, а вокруг горы хватало желающих воспользоваться им по своему усмотрению.
Бумажные драконы отправлялись в опасные вылазки. Предполагая, что Повелитель Метели мог выжить и забрать обломки посоха, они пролетали даже над топями Морроу-Крик. Болотные ведьмы были не рады такому вмешательству, и драконы нередко возвращались к чародейке ранеными. Она заботливо склеивала их бумажные крылья, исцеляла, подпитывала своей магией, чтобы драконы и дальше могли летать.
И все же человеческий век короток. Даже магия не уберегла чародейку от старости и болезней.
Незадолго до своей смерти она начала на вершине горы строительство дома, куда могли бы возвращаться драконы. Этот дом не мог сравниться с их величественными горными залами, но времена величия и гордыни давно прошли.
Когда же чародейка скончалась, ее потомки продолжили беречь бумажных драконов и отстраивать дом. Передавали они друг другу и первое правило дома: «Здесь не место для ссор. Злость, обиду, горечь — все оставляй позади, когда ступаешь на Бумажную гору». Это была вынужденная мера, ведь негативные эмоции могли вернуть Повелителю Метели утраченные силы.
Так и повелось, что в этом доме испокон веков жили чародеи.
И вот однажды в дом на горе приехала юная чародейка по имени Мирослава. Мира. Ее мать скончалась, не успев передать дочери знаний ни о ее магическом таланте, ни о тайне Бумажной горы — к тому моменту Повелитель Метели, который не объявлялся уже много лет, даже для семьи чародеев превратился не более чем в страшилку перед сном.
Мира приехала в этот дом сразу после похорон. Она горевала по матери, чувствовала себя брошенной и одинокой. Ощутив ее боль, столь искреннюю и сильную, Повелитель Метели выполз из темных пещер, в которых он прятался. Негативные эмоции Миры помогли ему восстановить часть сил, и Повелитель Метели отправился на поиски обломков посоха.
Один из обломков он отыскал сразу — неразрывно связанный с момента своего возникновения с посохом, он сумел ощутить его угасающую силу. Во время битвы с драконами обломок посоха упал в глубокую горную пещеру, которая стала для Повелителя Метели логовом. Там он собирал силы, чтобы отыскать второй обломок, восстановить посох и уничтожить с его помощью ель у чародейского дома, которая все эти годы служила источником жизненной силы бумажных драконов.
Бумажные драконы узнали о его планах: несмотря на смерть прошлой чародейки, они не переставали облетать окрестности горы и сразу заметили, как порожденное злобой существо рыщет в округе.
В тот же день бумажные драконы предстали перед новой чародейкой и, посвятив ее в тайны горы, заключили с ней союз.
Я, Авзельгуголерьефор, первым присягнул ей на верность и дал обещание, что мы одолеем Повелителя Метели вместе. Мира была совсем неопытна. Она не знала ни одного заклятия и не владела своим магическим даром, но была упрямой, сообразительной и к тому же очень храброй. Не страшась неизвестности, она вступила в бой с Повелителем Метели, и мы, бумажные драконы, сражались бок о бок с ней.
Что было дальше, мне неведомо. В той битве, развернувшейся у ели во дворе, я был тяжело ранен — магия Повелителя Метели разорвала мое крыло. Я помню лишь, как Мира принесла меня сюда, на чердак… И после этого я на долгие годы погрузился в сон.
Когда Гуго закончил свой рассказ, ребята еще некоторое время сидели молча, пытаясь осознать услышанное. Информации оказалось так много, что Люмин потребовалось потереть виски в тщетной попытке разложить ее по мысленным полочкам.
— Моя прабабушка не сумела тебя вылечить, — сказал Чайльд. — Но она очень пыталась. И, должно быть, до конца жизни ждала, когда ты проснешься.
Он указал на желтый пластырь, и Гуго, повернув голову, изучил его с таким видом, словно пластырь был величайшим сокровищем — или артефактом чародейки.
— Да, это… Это очень на нее похоже, — с горечью в голосе признал Гуго.
Чайльд опустил взгляд.
— Выходит, Винсент Смоллвуд ошибочно посчитал, будто драконы замышляют что-то против людей, и создал Повелителя Метели — существо, которое до сих пор живет на горе, — заключил Итэр. — Но как же так вышло, что оно обрело силы именно сейчас?
— Вы правда задаетесь этим вопросом, юнцы? — рассвирепел дракон. — Святые поджилки Варьефора! Да даже я пробудился от многолетнего сна!
Люмин скрестила руки на груди.
— «Здесь не место для ссор. Злость, обиду, горечь — все оставляй позади, когда ступаешь на Бумажную гору», — припомнила она слова Гуго. — Мы нарушили первое правило этого дома.
— Верно, — поддержал Кадзуха. — Вспомните: первый раз Повелитель Метели появился сразу после того, как мы начали ругаться из-за «Священного призыва семерых».
Чайльд нахмурился, обдумывая его слова.
— Должно быть, до этого он был слишком слаб и потому не мог чинить неприятности. Но я готов поспорить, именно он подпилил ножки у лестницы на чердак!
Фишль согласно закивала, а затем задумчиво постучала по носу.
— А потом, сразу после нашей ссоры в гостиной, он вдруг вымахал в несколько раз, — заметила она. — Потому что стал сильнее!
Гуго устало вздохнул.
— Вы все… Хорошие юнцы, без сомнений. Но и от правды бежать не стоит: вы приехали на эту гору с грузом, который надлежало оставить у подножия.
Дракон обвел собравшихся пристальным взглядом, и у Люмин сложилось впечатление, будто он знает о них все на свете.
— Беннет и леди Фишль… Разорвали свой союз, но оба оказались к этому не готовы. Неразрешенное недопонимание приводит к еще большему недопониманию.
Мельком взглянув на Беннета, Фишль залилась краской и отвернулась, сделав вид, что заинтересовалась собственным маникюром. Беннет поскреб затылок и стыдливо опустил глаза в пол.
Гуго между тем продолжил:
— Итэр не может позабыть былые дни и теперь терзается противоречивыми чувствами: не в силах простить Чайльда за обиду, не в силах простить себя за злопамятность.
Итэр спрятал руки за спиной, стараясь не смотреть на Чайльда.
— Леди Ёимия мечтает запустить в рождественскую ночь красочные огни, которые привезла с собой, но в лесу этого делать нельзя. А без этого она не сможет по-настоящему насладиться праздником. Ей бы сказать об этом друзьям, чтобы найти решение, но леди Ёимия не хочет никого обременять.
— Ох… — смущенно отозвалась Ёимия.
— Кадзуха уже год не может отыскать лекарство для разбитого сердца, — сказал Гуго. — Даже несмотря на то, что хочет двигаться дальше, он чувствует вину перед безвозвратно ушедшим другом.