Рывком высвободившись, Дариэль развернулась и пошла вниз по склону. Теперь Кэйларран мог спокойно следовать за ней — Каганести злобно крушила мертвые листья и прутья сапогами и проламывалась через низко нависающие ветки, совершенно не заботясь о тишине.
Определенно, сейчас разведчица шумела громче, чем один хобгоблин. Звук был бесконечно приятен, и Кэйларран держался позади, передвигаясь так тихо, как только мог.
Они достигли места, где было совершено нападение на патруль, к исходу дня, и Кэйларран остановился настолько резко, что скатка соскользнула с его плеча.
Каганести тихо вскрикнула — ее голос отражал ту же боль, какую чувствовал и он, увидев израненный лес. Может быть, Кэйларран и не был настолько же обучен выживанию в нем, как разведчица, но никто из Квалинести, как бы ни был он привязан к городу, никогда на самом деле не отделял себя от прекрасного леса, окружавшего его дом.
При виде выжженной земли душу Кэйларрана затопил гнев, который был не менее горячим, чем дыхание драконов, уничтоживших этот лес.
Квалинестиец остановился на краю обугленной просеки, не решаясь ступить на почерневшую землю. Там не осталось ни листьев, ни кустов — только сажа и зола. Где раньше стояли высокие, гордые осины, которые были старше самого старого эльфа — почти такими же старыми, как сам Кринн, — теперь торчали только обугленные пни, такие ломкие и безжизненные, что их мог разметать малейший ветерок. В этой пыли лежал прах друзей разведчицы. Не осталось ни аромата леса, ни запаха жизни. Если у этого смрада и могло быть название, то его стоило бы назвать черным. Мертвым. Почернела даже грязь, которая, высыхая от жара, превращалась в песок.
Каганести остановилась сбоку от Кэйларрана, словно тоже боясь ступить на изуродованную землю. Она почти касалась его руки плечом.
Кэйларран медленно опустился на колени и коснулся кончиком пальца мертвой земли. Она липла к коже, словно пудра. Серая пудра.
Квалинестиец поглядел на разведчицу и, хотя та отвернулась, успел заметить, как она пытается сморгнуть слезы. Его собственные глаза тоже затуманила влага.
— Они заплатят за это, — тихо сказала Дариэль. — Даже если я умру при этом, они заплатят.
Ее страдания удивили его почти так же, как и собственная вежливость.
— Ты любишь этот лес так же сильно, как и квалинестийцы. — За это отношение к лесу Квалинести он мог ей простить даже то, что она была свидетелем проявленной им трусости.
— Мой отец научил меня любви к лесу. Ко всем живым существам.
— Я слышал, что Каганести живут с лесом как одно целое. Конечно, в Квалиносте тоже есть Диковатые Эльфы, но они… — Он остановился прежде, чем сказал «прислуга», зная, что многим Каганести не нравилось то, что их братья были захвачены в рабство. — В общем, они живут в городе. Не в лесу.
— Мой отец не был Диковатым Эльфом, — сказала Дариэль тихо. — Он родом из Сильванести. Каганести — моя мать. — Она ушла не оглядываясь.
Кэйларран был так удивлен, что остался там, где был, присев на краю выжженной полосы. Полукровка! Это было необычно. Какая же война должна была идти в душе разведчицы, рожденной дикаркой-Каганести от аристократичного сильванестийца?
Квалинестиец наблюдал за женщиной, пока та не исчезла за деревьями, потом снова посмотрел на картину разрушений. Это заставило его забыть о Дариэль. Кэйларран растер золу между пальцами, понимая, что вся долгая, долгая предстоящая ему жизнь не будет достаточным сроком для того, чтобы возродились эти величественные деревья.
— Да, — согласился он. — Они за это заплатят.
Через миг Кэйларран последовал за Дариэль. Она выбрала путь, ведущий параллельно выжженной области, но так, чтобы та оставалась вне поля зрения, за вершиной холма, на котором они находились перед нападением драконов.
Когда квалинестиец нагнал разведчицу, она сидела позади высоких кустов, посматривая на верхушки деревьев так же, как и за день до того. Его сердце забилось быстрее, когда он присоединился к ней и осмотрел горизонт в поисках каких-либо признаков драконов.
— Нападение шло с севера, — указала Дариэль. Ее голоса оказалось достаточно, чтобы вернуть пережитый страх.
Кэйларран положил ладонь на руку женщины, чтобы успокоить ее. Диковатая Эльфийка отодвинулась, когда его пальцы коснулись ее, и на лице женщины отразилось явное отвращение.
Но это не оскорбило квалинестийца.
— Я видел их, — хрипло произнес он. — Они появились, словно из ниоткуда. Как призраки, поднялись из леса. Или как дым. — Он громко, судорожно вздохнул.
— Они не были призраками. Явились они с севера. На севере, возле Реки Белой Стремнины, находится самый большой и практически постоянный лагерь Рыцарей Тьмы. Туда мы в первую очередь и пойдем.
Они двигались быстро, несмотря на опасный спуск с холма в долину, и еще быстрее, когда оказались на ровной земле. Пообедали на ходу — вяленой рыбой, захваченной из лагеря, кореньями и горсткой сморщившихся, практически иссушенных жаром ягод, собранных женщиной по пути; и хотя не сказали друг другу за это время ни слова, но теперь тишина казалась Кэйларрану не такой гнетущей.
В сумерках путники остановились у тонкой струйки, когда-то бывшей бурлящим ручьем. Квалинестиец погрузился в полудрему, усевшись между корнями дерева. И он подозревал, что женщина спала не крепче.
Они пополнили бурдюки и снова двинулись в путь еще до рассвета. Жара, едва спавшая за ночь, стала невыносимой, пока солнце еще только поднималось над лесом. После проведенной на земле ночи у Кэйларрана болело все тело.
Разведчица снова остановилась, когда солнце миновало зенит и тени немного удлинились.