Бьяр улыбнулся, как ребенок, хвастающий новой игрушкой.
— Смотри, Мали! — Он провел пальцами по одной грани, прикоснувшись к выгравированным знакам.
Кристалл в ответ слабо замерцал, цвета его стали ярче.
Драгоценный камень был так же стар, как и сами Кедаса, а племя утверждало, что его предки существовали до Катаклизма. Кто-то говорил, что Аквара принадлежит древним Богам, тем, которые принесли на Кринн разрушение. Предположительно кристалл обладал поразительной силой, но никто не видел, чтобы он делал еще что-нибудь, кроме того, что мерцал при прикосновении. Но маги хранили и изучали его в надежде заново обрести значение, которым он некогда обладал для их прародителей.
Бьяр протянул Аквару Мали, молча разрешив ей прикоснуться к кристаллу. Женщина нерешительно дотронулась до грани кончиком пальца. На ее прикосновение кристалл ответил сильнее, чем на прикосновение мальчика, засверкав в глубине лазурью и темным серебром — цвета метались, как облака на ветру. Испугавшись, Мали отдернула руку, затем потерла пальцы друг о друга, посмотрев на них, как будто видела впервые.
Мальчик смотрел на нее, раскрыв рот от изумления, с благоговейным восхищением.
— Элим говорил, что Аквара собирает энергию всех людей племени и хранит до того времени, когда она может понадобиться.
— А что она сделает с энергией городского жителя? — неприязненно спросил Торин.
Он прикасался к Акваре, когда был не старше Бьяра. Кристалл заблестел красным. Он прекрасно помнил ощущение, похожее на холод зимней ночи, которое доползло до его локтя прежде, чем он отдернул руку. Но Мали, судя по виду, было не больно.
Она отступила назад, на некоторое расстояние от Аквары, но все еще наклонялась так, будто кристалл притягивал ее. Торин помнил, что чувствовал похожее отторжение и притяжение одновременно.
— Элим говорил, что придет день, когда этот камень опять обретет великую силу для Кедаса, — сказал Бьяр, затягивая края шелкового чехла.
— От Кедаса осталось так мало, что я бы сказал: это не имеет значения, — пробормотал Торин. От осознания произошедшего ему стало так больно, как он не мог и предположить. Кедаса, древний народ, больше не будут бороздить Пыльные равнины. Он и мальчик были последними.
Торин оставил Мали и Бьяра разговаривать, склонившись над кристаллом, а сам отправился на поиски предметов, которые отметил как пригодные для использования во время своего первого обхода лагеря. Он быстро собрал их: мех для воды, стальной нож с обгорелой рукояткой, пол-одеяла.
Затем Торин нагнулся, чтобы подобрать меч Джерима. Как и нож, меч еще можно было починить, но Торин почувствовал, что не сможет разлучить его с обгорелой рукой воина — он заслуживал того, чтобы так и войти в ожидающий его загробный мир. Торин хотел бы погибнуть так же, как и Джерим, встретив врага с оружием в руках.
Воин двинулся дальше. Проходя мимо камней собственного шатра, он даже не взглянул в ту сторону. На этот раз Торин шел медленнее, ища то, что ему было необходимо для совершения мести, — следы врага, однако не нашел ничего похожего, кроме широкой полосы на песке, скорее выметенной ветром, а не протоптанной ногами. Через несколько шагов, на краю дюны, след исчезал.
К тому времени, как Торин вернулся, Бьяр разложил предметы, найденные в шатре Герика, на две кучки: те, которые могли пригодиться: одеяла, меха для воды, кожаные сумки, и те, которые были бесполезны. Воин надеялся, что в сумках может оказаться походная еда. Еще там были шелковые одеяния по городской моде — с прорезями для рук — и платье из столь тонкой и нежной ткани, что оно струилось сквозь его пальцы, как песок. Герик был добр к своей наложнице. Еще Бьяр нашел атласную сумку, в которой купец мог хранить драгоценные камни и монеты.
У Бьяра, очевидно, также хватило времени и на то, чтобы обыскать обгорелые остатки шатра Элима. Сейчас мальчик, скрестив ноги, сидел на камне с книгой заклинаний Элима и мешком, где хранилась Аквара, зажатыми в руках. Зеленый, как лес, переплет книги заклинаний с ее непостижимыми письменами от золы превратился в серый, но уцелел полностью.
Женщина Герика сидела с закрытыми глазами рядом с мальчиком, поджав ноги под широкие одежды и положив щеку на колени.
Торин бросил свой узел и начал собирать походные сумки. Нож, мешок с сушеным мясом, мешок с жестким сыром и еще один, с пресным походным хлебом, были завернуты в тюк из одеяла. К найденному им меху воин добавил два частично наполненных меха с водой из шатра Герика.
Торин взвесил атласную сумочку на ладони, оценивая звон монет, затем бросил ее к ногам женщины:
— Остатки — на жизнь. Я уверен, ты их заработала, — насмешливо сказал он, не пытаясь скрыть презрения в своем голосе.
Мали дернулась и выпрямилась, но ничего не сказала. Ее глаза, выглядывающие из прорези джелайи, были одновременно простодушны, как у ребенка, и слишком мудры для ее возраста. Глядя отстранение и бесстрастно, она не проявила гнева в ответ на слова Торина.
Бьяр, однако, взглянул на воина с упреком.
Он подобрал сумку и передал ее Мали:
— Всё, что принадлежало Герику, теперь твое, так же как принадлежавшее Элиму — мое.
Женщина взяла сумку и обхватила ее ладонями.
— Она моя, но не по праву наследования, — тихо сказала Мали. — Я привезла эту сумку с собой из Тарсиса.
Торину было невыносимо видеть тихую печаль в ее глазах, хотя откровенность не заставила его больше уважать женщину, а доверять ей он стал еще меньше, справедливо рассудив: «С какой стати кому-либо быть рабом, когда есть деньги купить свободу?»
Бьяр похлопал по потайному карману:
— Торин, может, нам отнести кому-нибудь Аквару и рассказать о том, что произошло? Может, Чиру?
Предложенное мальчиком было сродни богохульству. Никто, кроме Кедаса, несколько поколений не видел Аквару. А племя Чира, хотя и самого могущественного мага, по всеобщему признанию, никогда не состояло с Кедаса в родстве.
Но Торин только пожал плечами. Ему было все равно, что станет делать Бьяр. Честь требовала, чтобы воин шел своим путем, выслеживал, искал выход для своего гнева, отмщения, которое умиротворило бы души его соплеменников. Он не собирался приглядывать за мальчишкой в его безрассудном предприятии.
Не дождавшись ответа, Бьяр неловко спросил:
— Ты хочешь оставить нас здесь? Одних?
— Здесь никого нет, мальчик, чтобы причинить тебе вред.
— А что если драконы вернутся назад за Акварой?
Торин покачал головой и собрал мехи. Его не особенно убедили в том, что драконы существуют, а если бы и существовали, то вряд ли они убивают ради старинного кусочка кристалла.
Став на колени, он открыл один из мехов, чтобы окунуть его в воду. Вода, обычно чистая и прозрачная, была мутной. Торин наклонился ниже и принюхался. Как он раньше этого не заметил? В источнике отвратительного маслянистого болезнетворного запаха сомневаться не приходилось.
— Отравлена, — сказал Бьяр потускневшим и помертвевшим от страха голосом.
Торин кивнул, отвращение застыло жирным куском у него в горле. Только сумасшедший может так поступить! Вода была столь же бесценна, как жизнь. Вода и была жизнью. Никакой враг, даже чародей, не мог так поступить!
Мали с изяществом опустилась на колени рядом с ним и стала разглядывать свое отражение в испорченном водоеме. В коже вокруг ее глаз не было ни кровинки, цветом она напоминала кость, выбеленную пустынным солнцем. Женщина протянула руку, словно желая смочить пальцы водой.
Торин грубо схватил ее за запястье:
— Не прикасайся!
Мали спокойно посмотрела на него, не пытаясь освободиться от хватки мужчины, как делала раньше.
Кожа под пальцами Торина была прохладна, нежна, гладка и бледна. Аромат женщины окутал его, но это был запах не духов, не Кедаса, пахших нагретой солнцем кожей и воздухом пустынь. Мали пахла чем-то темным и сумрачным, чем-то… прохладным.
Вскоре она спросила:
— Что нам теперь делать?
Воин отпустил ее и слегка откинулся назад, оставив между ними пространство, но аромат преследовал его, неопределимый, волшебный и сильный, неся с собой утешение, которого он не желал.