Она не поворачивала головы, разглядывая пелену дождя за стеклом.
— В какое покрывало хочет завернуться моя милая девочка?
— Ты знаешь, — принцесса вздохнула. — В которое висит у камина. На стене в Верхней зале. Дядюшка, прикажи. Пусть его принесут, и я в него завернусь. А потом пусть принесут чашку горячего шоколада, с булочкой. Я буду сидеть у окна и смотреть в дождь.
— Девочка, боюсь, сейчас ничего не получится. Во всяком случае, до обеда.
— Почему, дядюшка, почему? — Тар-Агне захныкала. — Почему принцесса не может завернуться в покрывало, приказать себе чашку горячего шоколада и посидеть весь день у окна? Такой замечательный дождь. И даже не принцесса, а уже королева. Ведь так, дядюшка? Ты говорил.
— Милая девочка. Покрывало, о котором ты говоришь, на самом деле не покрывало, а династический гобелен. Ему пятьсот лет. Подумай об уважении к своим предкам, которые его берегли. Они не заворачивались в него, и он провисел до сегодняшних дней.
— Вот провисел, и я теперь завернусь! Не заворачивались — значит, им было не холодно и не грустно. Почему я теперь не могу завернуться?
— Потому что в гобелены не заворачиваются, — дядюшка прижал принцессу к себе. — Сейчас мы умоемся, потом мы оденемся, потом прикажем чашку горячего шоколада, потом выйдем на аудиенцию.
— Никуда мы потом не выйдем! — принцесса захныкала еще сильнее. — Опять они будут говорить глупости и грозиться! Вот они надоели! Дядюшка, давай их отправим на плаху.
— Обязательно, моя хорошая. Но только после того, как умоемся, оденемся и позавтракаем.
— Шоколадом с булочкой, — вздохнула Тар-Агне.
Дядюшка отвел девочку в умывальную, где сдал на руки пухлой старушке, которая нянчила девочку с ее первого дня в этом мире. На какое-то время хныканье перемешалось с плеском воды и кряхтеньем насчет гадких зубных порошков, противного мыла (которое всегда лезет в глаза) и тому подобных превратностей жизни когда умываешься. Перешли из умывальной в каминную, где уже был накрыт к завтраку стол — любимая чашка, любимое блюдце и любимая ложечка. Принесли шоколад в старинной серебряной шоколаднице и булочку, в которую принцесса сразу вонзила жемчужные зубки.
— Какая вкусная булочка! Дядюшка, пусть нашего повара пока не отправляют на плаху. Очень вкусная булочка! — прихлебнув шоколад, принцесса зажмурилась. — Какой вкусный, какой замечательный шоколад! Пусть нашего повара пока не отправляют на плаху, дядюшка.
— Хорошо, моя маленькая. Наш повар варил тебе каши с тех пор, когда ты еще не умела ходить. Он тебя очень любит, и мы не будем его отправлять на плаху.
— Да! — воскликнула девочка. — Пока не будем.
Она с аппетитом жевала булочку и прихлебывала шоколад. Когда с завтраком было покончено, а принцесса вытерла губы и руки, дядюшка приступил к тяжелейшему.
— А сейчас, моя хорошая, нам нужно будет надеть пелерину и выйти к послам.
— Ну-у... — засиявшие во время завтрака глаза угасли. Дядюшке показалось, что в комнате стало темнее, и сердце его сжалось. Он вздохнул сдержанно.
— На улице все равно идет дождь, ты не погуляешь даже во дворике. Даже если мы возьмем зонтик, самый большой зонтик, ты все равно вымокнешь, поверь мне.
— А я не собираюсь гулять и мокнуть, дядюшка, — захныкала принцесса опять. — Ни в садах, ни во дворике. Я хочу сидеть у окошка и смотреть в дождь. Так здорово в дождь сидеть у окошка, и чтобы камин трещал. И с шоколадом, и с булочкой.
— Конечно. И после обеда ты сможешь этим заняться. Но сейчас нам нужно пойти в Приемную залу и послушать, что́ скажут послы.
— Но ведь после обеда дождь может кончиться, — принцесса заплакала. — А послы подождут, если им что-то нужно.
Единственное, чего дядюшка не переносил, — слез племянницы, хрустальных капель, от которых глаза становились еще синее, еще пронзительнее. Он подошел к ней, обнял за плечи, прижал к себе, повторил:
— Нам нужно пойти в Приемную залу и послушать, что́ скажут послы.
— Ну пусть, — Тар-Агне шмыгнула носом и утерла кулачком глаза, — пусть тогда мы их послушаем, а потом прикажем отправить на плаху, всех. Ладно, дядюшка?
— Обязательно, моя девочка, — дядюшка мягко вытолкнул принцессу из кресла. — Обязательно.
* * *
В Приемной зале терпеливо ждали. Позолоченные послы расхаживали по сияющему паркету и разглядывали красивый лепной потолок. Рукоятки ятаганов зловеще отсвечивали багряным золотом.
Появилась принцесса. На ней было пышное платье, пелерина, корона с сияющими драгоценностями. Короне было полтысячи лет. В свое время ее сделали именно для таких случаев — когда какому-нибудь не взрослому еще монарху нужно было показать, что он тоже не лыком шит. Этой короной перепользовалось немало предков Тар-Агне, и каждый остался ею доволен. Принцессе она шла особенно: в ней были такие замечательные, такие удивительные сапфиры! И они как раз добывались в краю, который прибыли отбирать злые послы.
Принцесса, не отвечая на приветственные поклоны, забралась в тронное кресло (надо признать, высоковатое), оправила пелерину, нахохлилась. Вперед выступил главный посол и что-то протараторил, протягивая бумагу, скрепленную огромной печатью.
— Что он сказал, дядюшка, что он сказал? — завертела головой принцесса.
Подошел переводчик.
— Он говорит, чтобы мы отдали им Восточные горы. Нахал, да?
— Ух, какой гадкий! — воскликнула девочка. — А почему? Спроси у него, спроси!
Вопрос был переведен, ответ получен.
— Он говорит, что ваши предки овладели этими территориями незаконно. У него есть все документы, вот они тут... Глупец, да?
— И что они собираются делать? Если мы им не отдадим, Восточные горы? Спроси у него, спроси!
— А что спрашивать, — сказал переводчик презрительно. — Они объявят войну.
— Войну? — вздрогнула принцесса. — Настоящую? Спроси у него, сейчас же!
Посол, выслушав вопрос принцессы, сперва озадачился, затем снова затараторил.
— Нет, каков негодяй! — переводчик схватился за голову.
— Что он сказал, что он сказал?
— Он говорит, что у наших восточных границ уже сосредоточено войско. Огромное войско, несколько миллионов человек с ятаганами.
— Замолчи, замолчи, замолчи! — закричала принцесса и даже вскочила с кресла. — Дядюшка, как же так? Несколько миллионов ятаганов! Это же такая страшная куча! Откуда у них может быть столько? Они у них в государство не влезут!
— Моя девочка, ятаганов бывает гораздо больше. Увы, но он говорит правду. Вчера на государственном совете начальник разведки доложил мне об этом. Тебе, моя милая, нужно сказать, что мы должны изучить документы. Что мы будем думать — неделю.
— А может, отправить его на плаху? — предложила принцесса. — Тогда и думать не надо.
— Видишь ли, — сказал дядюшка мягко, — здесь думать все равно придется.
— Ну вот, опять думать, — принцесса вздохнула и снова забралась в кресло. — Хорошо, дядюшка. Я тебя очень люблю и поэтому прикажу ему подождать.
— Да, моя девочка. Только тебе нужно ему предложить подождать, ни в коем случае не приказывать.
— Это почему же?! — воскликнула девочка, и огонь синих сапфиров сверкнул с огнем синих глаз. — Я принцесса! Я даже королева — ведь ты говорил, дядюшка? Почему я не могу приказать?
— Моя милая, — дядюшка тоже вздохнул. — Давай поговорим об этом потом и не здесь. И вообще, мы об этом сколько раз уже говорили.
— Да, и что, опять, что ли? Не хочу, не хочу, не хочу разговаривать! Хочу приказывать! А то какой толк королевой быть?
— Хорошо, — кивнул дядюшка. — Прикажи ему подождать неделю.
— Скажи им, — засверкала принцесса сапфирами, оборачиваясь к переводчику, — что я приказываю подождать неделю.
Переводчик протараторил по-восточному. Послы переглянулись и покивали.
— А ты ему правду сказал? — принцесса обеспокоенно заерзала в кресле. — Ты сказал, что я так приказываю?
— Нет, — засопел переводчик. — Я просто сказал, что мы должны изучить документы.