Облака расступились, и в черной полынье небес Луна — вот она! — спокойно жгла холодным сиянием холодную бездну. Серебряный свет лился, пропитанный влагой ночи. Запах был непередаваем — это был запах Луны, запах спокойного серебра света. Принцесса замерла, не двигаясь, боясь спугнуть даже капельку лунного запаха, даже черточку лунного серебра.
Мир — впереди, под ногами — лежал и безмятежно светился. Облака плыли вокруг, охраняя Луну от волнения. Ведде снял с плеча лютню, сосредоточенно тронул струны и начал играть, а принцесса стояла, смотрела и слушала.
Музыка была короткая и простая, пара аккордов и несколько нот, — но такая серебряная, такая хрустальная, такая лунная! Влажная, как небеса, прохладная, как трава, бездонная, как весь мир, который уютно моргал теплыми огоньками в ночи. Как все это было здорово! Принцесса стояла, смотрела, слушала, не двигаясь, не дыша, не думая ни о чем. (Думать сейчас было нельзя — нужно было смотреть, слушать, вдыхать лунный запах, ощущать лунный свет... Потому что как раз такого больше никогда не будет.)
Ведде доиграл музыку и сказал:
— Эта музыка не называется. Она просто играется, и все. Ну как?
— Мне очень понравилось! Мне очень, очень, очень понравилось! Это очень хорошая музыка! Только можно я тебя попрошу, Ведде, — давай ты никому ее больше не будешь играть? Потому что ее нужно играть только здесь, и мне. Ладно?
— Но ведь я для тебя ее и придумал, — сказал Ведде серьезно. — И чтобы как раз была такая Луна. Если такую музыку сыграть кому-то еще, да еще в другом месте, она испортится.
— Да! Поэтому больше не играй ее никому, и больше нигде, — Тар-Агне взяла мальчика за руку. — Даже мне не играй, если не будет такой Луны. Я не хочу, чтобы испортилась такая хорошая музыка. Жалко, конечно, что нельзя ее взять и принести домой. А потом иногда послушать. Но ведь нельзя, да, Ведде? Нельзя?
— Нельзя, — кивнул мальчик, вешая лютню за плечи. — Ты же не сможешь взять и принести домой именно эту Луну, — он посмотрел в небо. — Я тебе, конечно, смогу ее и в Замке сыграть. Но толку? Ведь в замках не бывает такой Луны.
Они вошли в лес и двинулись вниз, оставив Луну на вершине холма.
* * *
— Давай еще раз вдохнем воздуха — и обратно. Уже глубокая ночь, нужно спать.
Ведде обернулся спиной ко входу в подземелье и сделал глубокий вдох. Тар-Агне сосредоточенно подышала и перед тем, как нырнуть в духоту, сказала:
— Знаешь, Ведде! Я все-таки прикажу устроить такую Луну в Замке. Пусть все смотрят. Ведь ты говоришь, Луне не страшно, если на нее будут смотреть даже все?
— Ха, — сказал мальчик с неодобрением. — Нужно было с самого начала устраивать Замок так, чтобы из него было видно Луну. А теперь уже поздно. Ведь даже с самого верха Башни Луну так не видно.
— Ну да, — вздохнула принцесса. — Интересно, а дядюшка знает, что Луну бывает так видно?
— Думаю, знает, — кивнул Ведде.
— Да? — ужаснулась Тар-Агне. — И что, он тоже одевался в мешок, держал в руках нож, смотрел на страшные кости? Чтобы увидеть Луну?
Они вошли в ход и погрузились во мрак.
— Насчет мешка не уверен, а нож он держал и костей видел кучу.
— Не хочу я костей. Не хочу, не хочу, не хочу я ножей и костей. Пусть их никогда не будет, Ведде, пусть их отменят. Я прикажу, и их отменят, пусть только попробуют не отменить!
— Ха. Если бы все можно было так просто решить.
— Я все равно прикажу! А если они не отменят, я прикажу отправить их всех на плаху.
И они шли обратной дорогой, и больше не разговаривали. Прошли страшные коридоры с темницами — в которых лежали кости, прошли страшную комнату — в которой животных разрубали на части, прошли страшную кухню — в которой стояли котлы, сковороды и кастрюли. И Ведде засунул принцессу в мешок, и затолкал ее в дырку, и проволок обратно в опочивальню, и там они выпали из отдушины, и он достал из мешка принцессу, и они долго чихали на чистом ковре.
— Ну вот, — сказал наконец мальчик. — А теперь ложись, я тебя укрою, и ты будешь спать. Как твоя шишка?
— Немножко болит, но уже совсем ничего, — ответила принцесса, сворачиваясь клубочком. — Пожалуй, и вправду поспать, что ли? Опять завтра дядюшка придет со своими послами. Вот они надоели! Ведде, спаси меня от послов. Я хочу Луну, и хочу музыку, и не хочу дурацких послов, с ятаганами. Спаси меня, Ведде.
Ведде присел у изголовья кровати, поправляя подушечки, чтобы принцессе было удобней, уютней и мягче.
— Как мне понравилось, Ведде! — бормотала девочка, уже засыпая. — Так здорово, что ты пришел... Показал Луну и сыграл музыку... Ты придешь еще, ладно? Обещай...
— Конечно приду. Когда у меня нет вечером репетиции, мне обычно нечего делать.
— Тогда приходи ко мне, засовывай в мешок и волоки... Куда хочешь... Только чтобы из Замка... Мне так понравилось... Ты придешь?
— Ха, — сказал мальчик задумчиво, сидя у изголовья. — Я могу тебе показать такие места!
— Так ты обещаешь, ладно?.. Обещай...
Принцесса вдруг открыла глаза, полыхнувшие синим огнем в мерцании ночников.
— Ведде, давай убежим! Ты знаешь такие места! Давай убежим и будем там жить! Давай убежим, убежим, убежим!
Она приподнялась на кровати.
— Нет, Агне. В таких местах лучше не жить все время. В таких местах нужно бывать. Вот это нужно, и обязательно. А жить можно и в Замке. Не так он и плох, — Ведде снова уложил принцессу и снова укутал ее одеялом. — Так что спи. Уже поздно.
— Все равно, давай убежим... Хоть куда-нибудь... Обещай, ладно?.. Ведь ты обещаешь?.. Убежим... Хоть немножко...
Она засыпала.
* * *
ПОСЛЕДНИЙ ВОСТОЧНЫЙ ДРАКОН
* * *
Всю ночь бушевал ураган. К дверям и окнам подходить было страшно: ставни гремели, сорванные вывески бились в стены, черепица сыпалась с крыш. К утру ураган унесся, тучи развеялись, солнце поднялось над взъерошенным городом. Улицы, всегда чинные и опрятные, было не узнать. Вывески валялись по лужам, вперемешку с ветками, флюгерами, крошеной черепицей. Окна сверкали битым стеклом. Ставни болтались на погнутых петлях. Вышла стража — беречь разбитые двери.
В школу стекалась взволнованная ребятня. Каждому не терпелось выложить приключения, свалившиеся с ураганом. У кого-то разнесло в щепки телегу, у кого-то выпотрошило с чердака старый хлам (в котором нашлась масса всякого замечательного), у кого-то даже сорвало крышу. Уроки уже начались, половины учеников еще не было, но учителя не сердились. Ребята продолжали сбегаться, тараторя про мост, который обрушился в реку. Лодки все до последней забросило в море, и чтобы попасть в школу, пришлось в срочном порядке сколачивать плот.
Примчались те, кто жил у пристаней, и стали рассказывать: корабли, которые ушли в море, чтобы не разбило о берег, возвращаются, с оборванными парусами и даже поломанными мачтами. Уроки заканчивались, и было ясно, что многие сегодня вообще не появятся. Ближе к полудню в класс ворвалась Лее́ссо — девочка из-за реки, дочь мельника. Она поздоровалась с терпеливым учителем, пробежала к окну (соседом по парте у нее был Ту́ба, ученик оружейника), перевела дух, зашептала:
— Туба! Представляешь! У нас в сарае сейчас лежит драконенок! Они летели, и его сбило бурей! Он лежит и не знает, как теперь вернуться домой!
— Да?! — Туба чуть не подпрыгнул. — Его никто не заметил?
— Не знаю, не знаю! Я его спрятала там в мешках. Только спросила, что́ с ним случилось. Нужно было бежать в школу. Он сказал, что не знает, как теперь вернуться домой. И что драконятам вообще нельзя летать в одиночку, потому что у них еще не развилось чувство, по которому драконы летают. И что он сирота, что родителей у него подстрелили волшебными стрелами, когда он был совсем маленький. Они летали с дедушкой на Острова, возвращались домой и попали в наш ураган! И его выкинуло из урагана прямо за нашим двором — перед рассветом.
— Быстрее бы уроки кончились! — Туба с трудом сдерживался. — Самое главное — чтобы никто не узнал, а то накинутся! Только Мио́пе нужно все рассказать. Он что-нибудь придумает. Он надежный и всех знает.