— Верь, чему хочешь, — ответила Торгунн, — но в одном я уверена, моё колено уже никогда не поправится. Я защемила ногу между двух корней, когда спрыгивала с поваленного ствола дерева. Вот как это случилось. И из-за этого я буду хромать всю оставшуюся жизнь.
— Если это так, — горько ответил Рапп, — значит, все его молитвы не достигли своей цели.
Они отнесли Торгунн в постель, и отец Вилибальд принялся осматривать её. Рапп отвёл в сторону Орма и Ильву, рассказал, что случилось и что он считает правдой в этой истории. Орм и Ильва согласились, что произошло большое несчастье, и будет очень жаль, если из-за этого между Раппом и Торгунн возникнет размолвка.
— Хорошо всегда подумать прежде, чем ты делаешь поступок, — сказал Орм, — иначе ты бы мог убить его, что было бы плохо, если бы он оказался невиновен. Ибо убийство священника обрушило бы на нас всех кару Господню.
— Я лучше думаю о Торгунн, чем ты, Рапп, — промолвила Ильва. — Очень легко вывихнуть колено, когда пробираешься через брёвна и камни. И ты сам признал, что не заметил, чтобы что-нибудь было между ними.
— Мне хватает того, что я видел, — ответил Рапп, — и, кроме того, они находились в тёмной части леса.
— Разумнее всего не судить поспешно в подобных делах, — заметил Орм. — Ты помнишь, какое решение вынес судья нашего господина, Альманзора, в Кордове, когда Токи, сыну Серой Чайки, благодаря ловкости и хитрости удалось пробраться в женские покои в доме пекаря-египтянина, который жил на улице Раскаяния? Тогда ветер приподнял занавеску, и четверо друзей пекаря, случайно прогуливавшихся во дворе, увидели Токи и пекарскую жену на постели.
— Я хорошо помню этот случай, — сказал Рапп, — но её муж был язычником.
— Что же произошло с женщиной? — спросила Ильва.
— Пекарь предстал перед судьёй с четырьмя свидетелями и просил, чтобы Токи и женщину забросали камнями, как прелюбодеев. Мой господин, Альманзор, повелел, чтобы они были наказаны строго по закону, хотя Токи и был его телохранителем. Судья тщательно выслушал четырёх свидетелей, и трое из них дали клятву, что видели всё то, о чём рассказывали. Но четвёртый свидетель был стар, и у него были слабые глаза, так что он видел хуже других. Закон Мухаммеда, который записан самим Аллахом в святой книге, гласит, что никто не может быть обвинён в прелюбодеянии, пока не найдутся четыре свидетеля, которые отчётливо всё видели своими глазами. Итак, судья признал Токи и женщину невиновными, а пекарю приказал дать несколько палочных ударов по пяткам за клевету.
— Хорошая страна для женщин, — заметила Ильва, — ибо много чего может произойти прежде, чем человек найдёт четырёх свидетелей. Но я думаю, что пекарю не повезло.
— Он тоже так думал какое-то время, — сказал Орм, — пока его имя не стало известно всем телохранителям, и мы стали частенько наведываться в его лавку, дабы поддразнить его и выпить сладкого сирийского мёду, так что его торговля возросла, и он возблагодарил Аллаха за мудрость судьи. Но Токи сказал, что хоть история и закончилась благополучно, но она послужила для него предостережением, и он уже не отваживался ходить к женщинам.
Отец Вилибальд пришёл к ним и сказал, что Торгунн говорила правду и действительно вывихнула колено.
— Вскоре, — сказал он, — её нога распухнет так, что даже у тебя не останется сомнений на этот счёт.
Все предполагали, что Рапп воспримет эту новость с облегчением, но он сидел мрачный, погрузившись в раздумья. Наконец он произнёс:
— Если это так, то магистр находился достаточно долго, держа её колено обеими руками, а может быть, и одной. Мне трудно поверить, что он ограничился только этим, ибо он сам признался нам, что слабоволен с женщинами и что прочитал в этой римской книге о тайных способах, при помощи которых можно одурачить женщину. Я уверен, что он не просто читал молитвы над её коленом, ибо, если бы он ограничился этим, то опухоли бы не возникло, раз он и вправду такой набожный.
Это была самая длинная речь, которую кто-либо когда-либо слышал от Раппа, и никому не удалось убедить его, что он не прав. Тогда сказала Ильва:
— Сперва ты был подозрителен потому, что ещё не видел опухоли, теперь ты подозрителен потому, что тебе сказали, что она есть. Но меня это не удивляет, ибо вы, мужчины, всегда останавливаетесь на той мысли, которая первой пришла вам в голову. Я сама пойду к Торгунн и расспрошу её, ибо мы с ней близкие друзья, и она скажет мне правду о том, что случилось. А если было что-то, о чём она не захочет рассказать, я из её ответа пойму, что она пытается скрыть правду. Ибо женщина всегда знает, говорит ли другая женщина правду или ложь, на что, слава Богу, не способны мужчины.