— Какие же беды могли случиться с тобой после того, как ты столь славно отмстил своим обидчикам? — спросил Орм.
— Жители округи, как друзья, так и враги, — мрачно ответил Токи, — не могли забыть, как именно я получил эти раны, и не переставали насмехаться надо мной. Я полагал, что моя месть заставят их замолчать, поскольку я в схватке убил двоих, но это никак не укладывалось в их безмозглых башках. Много раз мне приходилось отучать людей от дурной привычки прикрывать рот ладонью, когда я появляюсь, но даже это мало помогало, и вскоре я поймал себя на том, что не могу выносить даже самое серьёзное выражение лица, ибо я знал, что скрывается за ним. Я сложил выдающиеся стихи об убийстве Альва и Стейнара, но вскоре обнаружил, что существуют уже три хулительных песни, в которых говорится о том, как именно я получил эти раны, и люди в каждом доме покатываются со смеху, когда слушают их. Тогда я понял, что не могу жить с позором, и, взяв с собой мою женщину и всё, чем владел, направился сквозь великие леса в Вэренд, где у меня есть родичи. Там я купил дом и поселился основательно, разбогатев благодаря торговле шкурами. У меня три сына, все они подают большие надежды, и дочь, чьим ухажёрам придётся жестоко биться на поединке за неё. Но никогда, вплоть до этого самого вечера, я не рассказывал никому, по какой причине я покинул Листер. Только тебе, Орм, и только тебе, маленький поп, я поведал обо всём, ибо знаю, что могу доверять вам обоим и вы никогда не расскажете об этом ни одной живой душе. Ибо, сделай вы это, я опять стану притчей во языцех, хотя с тех пор уже прошло четыре года.
Орм похвалил Токи за то, как он рассказал свою историю, и уверил того, что ему нечего бояться и никто о ней не узнает из его уст.
— Мне бы хотелось послушать, — добавил он, — те стихи, которые были сложены о тебе, но никто не повторяет с удовольствием хулу, направленную на него.
Отец Вилибальд осушил свой кубок и объявил, что истории подобного рода, о схватках и зависти или о мести и о насмешках, он слушает без особого удовольствия, как бы к ним ни относился Орм.
— Ты должен быть уверен в том, Токи, — сказал он, — что я не побегу болтать о подобных вещах людям, ибо у меня есть кое-что поважнее, дабы рассказать им. И если бы ты был человеком, которого чему-нибудь учит произошедшее событие, то ты бы мог извлечь выгоду из этого опыта. За то короткое время, что я видел тебя при дворе короля Харальда, и из рассказов Орма я понял, что ты смелый и бесстрашный человек, уверенный в себе и весёлый духом. Но несмотря на всё это, с тобой случилось несчастье, которое позволило глупым людям смеяться над тобой, а ты сразу же впал в уныние и сделался малодушен, так что тебе даже пришлось бежать из своей округи, как только ты понял, что не можешь заставить людей замолчать. Мы, христиане, более счастливы, ибо не заботимся о том, что о нас думают люди, а заботимся лишь о том, что о нас думает Бог. Я старый человек, и у меня уже мало сил, но, как бы там ни было, я сильнее тебя, ибо никто не может досадить мне насмешками, поскольку я не обращаю на них внимания. Тот, у кого за спиною Бог, не вздрагивает от людского смеха, и их ухмылки и сплетни не причиняют ему никакого вреда.
— Мудрые слова, — промолвил Орм, — и над ними стоит подумать. Будь уверен, Токи, в маленькой голове этого священника больше мудрости, чем в наших больших головах вместе взятых. Поэтому лучше всего всегда запоминать его слова.
— Я вижу, пиво уже начало сказываться на вас обоих, — ответил Токи. — Будь вы трезвы, вы бы не говорили мне этой чепухи.
Ты что, маленький поп, замыслил сделать из меня христианина?
— Да, — безмятежно ответил священник.
— Тогда ты поставил перед собой трудную задачу, — сказал Токи, — которая принесёт тебе больше хлопот, чем все твои церковные обязанности.
— Нет ничего постыдного для тебя в том, чтобы сделаться христианином, — промолвил Орм, — если ты вспомнишь, что я уже пять лет как принял крещение. Я не менее весел, чем раньше, рука моя не ослабела, и у меня не было причин сетовать на свою удачу всё это время.